Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

Несмотря на все тирады о своем якобы неоспоримом единоличном руководстве, Гитлер и теперь смог удержаться во главе нацистской партии только при помощи тактических трюков. Фактически ему приходилось терпеть рядом с собой второй — северогерманский — центр, целеустремленно создававшийся Штрассером под видом распространения НСДАП на всю Германию. Штрассер регулярно созывал гауляйтеров Рейнско-Рурского бассейна, Берлина, Гамбурга и других северогерманских областей и городов на совещания. В результате в октябре 1925 г., формально с согласия Гитлера 13, возникло содружество западно- и северогерманских гауляйтеров НСДАП. Руководил им, естественно, Штрассер, а управляющим делами стал кичившийся своим докторским званием некий Йозеф Геббельс. До тех пор он подвизался информатором на Кёльнской бирже, а затем пробовал свои силы в качестве автора националистических статеек и приобрел репутацию лихого борзописца.

Фашистские функционеры, действовавшие в крупных промышленных центрах, где их задачей было прежде всего сделать НСДАП привлекательной для рабочих, в гораздо большей мере прибегали к псевдосоциалистической демагогии, чем нацистские пропагандисты в Баварии и других, преимущественно мелкобуржуазно-крестьянских областях. Северогерманские нацисты говорили не о «национал-социализме», а о «национальном социализме» и употребляли такие выражения, как «тотальная германская революция», «сообщество по нищете и хлебу», «хозяйство для потребления, а не для прибылей».

Отсюда позже возникла легенда, будто группа Грегора Штрассера и тесно сотрудничавшего с ним его брата Отто была чем-то вроде «левой» фракции внутри германского фашизма. Импульс ота легенда получила и благодаря тому, что Штрассер, демонстрируя свою якобы антикапита-листическую позицию, в январе 1926 г. составил проект новой программы НСДАП. Он предусматривал, в частности, превращение предприятий тяжелой промышленности в предприятия с государственным или коммунальным участием, а также конфискацию крупных юнкерских имений.

Однако это были чисто демагогические формулировки: сколь бы смело они ни звучали, они никоим образом не противоречили интересам господствующего класса, с которым Штрассер имел или стремился установить особенно тесные отношения. Например, менеджеры так называемых новых отраслей промышленности (электроника, химия) отнюдь не возражали против участия фашистского государства в угольной и частично металлургической промышленности.

Такие меры укрепили бы их относительную независимость от монополистических соперников, увеличили бы их собственный вес внутри крупной буржуазии, привели бы к стабилизации цен на энергоносители и основное сырье, а также удешевили бы обременительную для всего хозяйства транспортировку. То же самое относится и к требованию отчуждения нерентабельных, малопроизводительных юнкерских поместий, за которое выступали вынашивавшие проекты поселений рейхсверовские круги, пропагандисты «военизированного крестьянского сословия», крупные аграрии и не в последнюю очередь стремившиеся к более широкому сбыту производители сельскохозяйственных машин и искусственных удобрений. Все это не имело ничего общего с какой-либо социализацией.

Наряду с самой гнусной псевдосоциалистической демагогией следует указать и на вторую особенность приобретавшего в это время все большее значение северо- и западногерманского центра НСДАП — стремление к установлению и поддержанию более тесных контактов с определенными кругами крупной буржуазии, с командованием рейхсвера и крупным землевладением капиталистического типа. При этом контакты северогерманских нацистских «фюреров» с предпринимателями отнюдь не ограничивались, как могло бы показаться на первый взгляд, так называемыми новыми отраслями промышленности. Скорее наоборот. Несмотря на некоторую сдержанность в отношении зараженной, по их мнению, духом «революционизма» НСДАП, именно капитаны тяжелой индустрии, по традиции стоявшие на крайне правом фланге, благосклонно взирали на возрождение фашистской партии.

Это в особенности относилось к элите германской промышленности угля и стали — рурским промышленникам. Такие владельцы концернов, как Фриц Тиссен, Фридрих Мино и умерший в 1924 г. Гуго Стиннес, проявляли интерес к НСДАП еще в политически кризисном 1923 году. Старейшина рурских магнатов Эмиль Кирдорф тоже (он сам признал это двенадцатью годами позднее, во времена нацистской диктатуры, в одном газетном интервью) стремился встретиться с Гитлером 14.

Этот интерес оживился вновь, когда осенью 1925 г. наступил ставший известным под названием «промежуточный» или «очистительно-кратковременный» достаточно острый экономический кризис. Он наглядно продемонстрировал крупным промышленникам: не сегодня завтра может возникнуть новая расстановка сил, и тогда им опять потребуется воинствующее праворадикальное движение. К тому же магнаты тяжелой промышленности вовсе не порвали связи, установленные ими во время оккупации Рура с антифранцузскими группами саботажников, большинство которых не только принадлежало к НСДАП или примыкало к ней, но и занимало в ней высокие посты. В качестве примера можно указать на Пфеффера фон За-ломона или на одного из бывших организаторов «активного сопротивления» — Карла Кауфмана — нацистского гауляйтера земли Рейпланд-Норд и Рурской области — Вестфалии, а после 1926 г. гауляйтера Рура |э.

Нацистская партия снова попала в поле зрения властелинов Рура и потому, что большинство их рассмат ривало поворот партии немецких националистов к сотрудничеству с республиканским государством как показатель падения влияния правых партий. Они искали активную замену. Рурские магнаты еще более укрепились в своей девальвирующей оценке традиционных консервативных партий, когда выяснилось: избранный в апреле 1925 г. в президенты (при их мощной финансовой поддержке, а также голосами всех антиреспубликанцев) бывший кайзеровский генерал-фельдмаршал Пауль Гин-денбург со скрипом, но все же начал приспосабливаться к парламентскому стилю правления.

Они были недовольны, когда министр иностранных дел Германии, он же председатель НННП, Густав Штреземан при заключении изобилующего миролюбивой фразеологией Локарнского пакта в октябре того же года согласился на признание Версальского договора, столь поносившегося немецкими националистами и «пангерманцами».

Недовольны были они и тогда, когда в марте 1926 г. запланированный ими «легальный» государственный переворот провалился из-за дилетантизма его организаторов. Последнее обстоятельство особенно разозлило Кирдор-фа и генерального директора германо-люксембургской угольно-мегаллур: ической компании «Бергверке-унд хют-тен АГ» Альберта Фёглера (с 1 апреля 1926 г. он стал генеральным директором угольно-металлургического гиганта «Ферайниггс шгальверке»). Оба они были замешаны в заговоре, однако остались безнаказанными, так как республиканская полиция и специально созданная комиссия по расследованию тщательно заметали следы, ведшие даже во дворец рейхспрезидента.