Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

И если даже большинство тех, кто аплодировал Гитлеру в Гамбурге, а весьма скоро и в других клубах для избранного общества, в 20-х годах еще не представляли себе в деталях, к каким чудовищным преступлениям приведет фашистское расовое безумие, то само их поведение после так называемой Хрустальной ночи [15] Под этим названием (die Kristallnacht) известен погром, учиненный нацистами во многих городах Германии в ночь на 9 ноября 1938 г. и положивший начало массовому преследованию и уничтожению еврейского населения. 1938 г. и после создания лагерей смерти в 1942 г. доказывает: ради безудержного стремления к прибылям и к экспансии они без малейших угрызений совести были готовы дойти вместе с нацистами до самого омерзительного предела антисемитизма, когда он, будучи в конечном счете провозглашен в качестве государственной доктрины, превратился в уничтожение миллионов людей под флагом «окончательного решения» еврейского вопроса.

То, что, выступая перед крупными промышленниками, банкирами, владельцами верфей и пароходств, Гитлер избегал употреблять антисемитские выражения, объяснялось просто тем, что применявшийся для натравливания масс антисемитизм терял свое функциональное значение, когда перед лицом всемогущих слушателей ему было надо доказать способность фашистского движения служить эффективным поборником монополистических интересов.

Само собой разумеется, многие (но отнюдь не все!) крупные предприниматели еврейского происхождения испытывали личное отвращение к нацистскому главарю и более подчеркнуто, чем другие капитаны хозяйства, обращались с ним как с рыночным зазывалой и выскочкой. Поэтому он не особенно рвался выступать перед теми представителями финансового капитала, среди которых (например, в руководящих органах крупных банков или издательств) имелось много людей, носивших еврейские фамилии. Конечно, в большинстве своем «арийская» верхушка крупных рурских концернов (часть их еще находилась в семейном владении) была ему по той же причине куда приятнее.

Однако не это обстоятельство побуждало нацистского «фюрера» целеустремленно расширять связи НСДАП с рурским капиталом и искать личного контакта с владельцами рейнско-вестфальских концернов. Решающим было то, что у северо- и западногерманских магнатов угля и стали он рассчитывал найти большее понимание, чем у других промышленников. Эти господа в силу экономических условий (структура занятых на их предприятиях, производственная техника, подверженность кризисам, экспортные возможности и т. п.) уже давно были защитниками требования «хозяин в собственном доме» и противниками профсоюзов. А поскольку им приходилось терпеть наибольшие убытки из-за Версальского договора, они особенно упорно грезили о реванше и «рывке к мировому господству».

К тому же они по праву считали себя кузнецами германского оружия и сильнее всех прочих были заинтересованы в военном бизнесе и подготовке войны. Гитлер быстро уразумел, что кучка известных рурских концернов («Крупп», «Ганиель», «Хёш», «Клёкнер» и вошедшая с 1926 г. в «Ферайнигте штальверке» фирма Тиесена, гельзенкирхенский и германо-люксембургский концерн «Бергверкс АГ», «Фёникс АГ», «Райнише штальверке» и «Бохумер ферайн») хотя не являлась политически самой стабильной и не производила основную массу германской промышленной продукции, тем не менее играла влиятельную роль в определении политики монополистического капитала. Ведь интересы их отрасли совпадали с долговременными агрессивными целями всего германского империализма. К тому же эти концерны монопольно господствовали на энергетическом и сырьевом рынках, и в них царила более строгая дисциплина, чем в других отраслях экономики.

Свой дебют перед рурскими промышленниками нацистский главарь тщательно подготовил. Он использовал и разногласия внутри НСДАП в связи с развернувшимся по инициативе коммунистов народным движением за конфискацию собственности бывших князей, которое вызывало симпатию даже у республиканских кругов буржуазии, а у хозяев концернов и крупных землевладельцев порождало страх перед идущим снизу демократическим обновлением государства.

Когда Гитлер в конце ноября 1925 г. узнал, что руководители НСДАП Северной Германии (за исключением Федера и кёльнского гауляйтера Роберта Лея) во главе с Грегором Щтрассером, дабы подкрепить свою исевдосо-циалистическую демагогию, в принципе высказались за участие в кампании, имевшей целью отчуждение собственности князей, это вызвало у него крайнее раздражение: такая позиция дискредитировала фашистское движение в глазах имущих. Но вместе с тем Гитлер понял: вот удобный случай преподнести себя могущественным монополистам в качестве надежного гаранта частной собственности, подорвать власть соперничающего северогерманского центра НСДАП, снова продемонстрировать свою способность держать собственных приверженцев в узде. Представлялся случай оправдать доверие, оказанное ему некоторыми представителями высшей аристократии (как-никак он получал пожалованную ему герцогиней Саксен-Альтенбургской субсидию — 1500 марок в месяц!).

На заседании руководства НСДАП в феврале 1926 г., где дело дошло до словесной перепалки между ним и Штрассером, Гитлеру удалось добиться решения против конфискации собственности князей, что отвечало желаниям большинства обманутых и антикоммунистически настроенных сторонников нацизма. Разумеется, Штрассер и Геббельс через несколько недель от своей показной «оппозиции» Гитлеру отказались, а тот поспешил использовать этот успех. На общем собрании НСДАП в мае он постарался сделать все для того, чтобы Мюнхен неизменно оставался «столицей движения» (т. е. его единственным центром) и закрепить свое право «фюрера» по собственному усмотрению назначать и смещать гауляйте-ров, а также подчиненных им функционеров. Нацистский главарь и его мюнхенские приспешники закрепили этот успех на 2-м съезде НСДАП — пышном спектакле во славу «фюрера». Он состоялся в июле в Веймаре, поскольку там не было запрета на выступления Гитлера.

Для установления контактов с рурскими промышленниками нацистский главарь использовал также салоны мюнхенских светских дам, где бывали и владельцы западногерманских концернов. Снова появившись здесь после отбытия срока в Ландсберге, он пожинал лавры мученика. Эльза Брукман, в доме которой Гитлер познакомился с Кирдорфом, писала, что, «будучи восторженной поклонницей фюрера, она поставила целью своей жизни связать его с руководящими лицами тяжелой индустрии» 17.

Первое выступление Гитлера перед рурскими промышленниками состоялось 11 июня 1926 г., когда нацистский главарь предпринял поездку но Руру — оплоту германской тяжелой индустрии. Для маскировки своих истинных намерений он выступил на нескольких «закрытых» (поскольку официально произносить публичные речи ему еще запрещалось) собраниях трех наиболее крупных местных групп НСДАП. «Некий круг немецких хозяйственных деятелей, — писала одна из ведущих газет Рурской области, — обратился к Адольфу Гитлеру с просьбой сделать для приглашенных руководящих деятелей хозяйства доклад на тему «Германская экономическая и социальная политика».