Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

С другой стороны, рурские промышленники боялись (и это усиливало их крен вправо) будто бы наметившихся левых тенденций внутри социал-демократии, а также усиления рабочего движения в результате создания блока всех левых сил, к чему стремились коммунисты. Они с опасением отмечали, что СДГ1Г на Гейдельбергском съезде (сентябрь 1925 г.) отказалась от своей четко ориентировавшейся на коалицию с буржуазными партиями Гёрлицкой программы и приняла такую программу, в которой хотя и мимоходом, но все же говорилось об установлении политической власти рабочего класса с целью обобществления производительных сил.

Это была лишь словесная уступка классово сознательным рабочим — социал-демократам. Но владельцы концернов воспринимали как тревожный факт то, что СДПГ, пусть и скрепя сердце, поддержала в декабре 1925 г. возникшее по инициативе коммунистов народное движение за безвозмездную конфискацию собственности бывших германских князей, свергнутых Ноябрьской революцией в 1918 г.

Неустойчивость относительной стабилизации капитализма в 20-х годах приводила не в последнюю очередь именно к тому, что определенные круги монополистической буржуазии занимали по отношению ко вновь возникшей^ нацистской партии выжидательно-заинтересованную позицию. Пока эти круги не предпринимали решительных действий для обеспечения ее успеха, поскольку гинденбурговская республика создавала приемлемые рамки для усиления их экономической власти, расширения их предприятий, форсированной концентрации капитала, капиталистической рационализации и интенсификации производства. Однако у самых агрессивных боссов концернов, а затем и у все большего числа крупных капиталистов уже имелись в запасе связи, дававшие им возможность в случае экономического или политического потрясения сразу же ввести в действие самый воинствующий ударный отряд правого экстремизма, чтобы преодолеть кризис, обеспечить наступление реакции на социальные права трудящихся, разгромить рабочее движение, а также уничтожить парламентаризм и, наконец, взять курс на захватническую войну.

В буржуазной исторической литературе часто подчеркивается, что главным признаком вновь возникшей НСДАП являлся «курс на легальность», к которому Гитлер и его сообщники склонились после провала путча в ноябре 1923 г. Сказанное верно лишь до известной степени. Подтверждением этого служит, в частности, тот факт, что первым политическим шагом, предпринятым нацистским главарем после его освобождения из тюрьмы, была просьба, адресованная принадлежавшему к партии немецких националистов баварскому министру юстиции Францу Гюртнеру (в 1932 г. он стал имперским министром юстиции в кабинетах Папена и Шлейхера, а в 1933 г. сохранил этот пост и в фашистском правительстве). Гитлер просил устроить ему аудиенцию у баварского премьер-министра Генриха Хельда. На ней фашистский «фюрер» заверил, что в будущем ни при каких обстоятельствах не будет устраивать путчей. Этим заявлением Гитлер вернулся к принятой и германскими фашистами (не позже, чем со времени успеха Муссолини) тактике использования реакционного государственного аппарата для низвержения республики.

Истинно же новое в воссозданной НСДАП вытекало из того вывода, который нацисты сделали из событий 1923 г. Вывод сей был таков: надо держаться не за всяких, зачастую промежуточных носителей власти вроде полусе-паратистских земельных правительств, своекорыстной военщины, зависимых от них «пангерманцев» и т. п.; необходимо обеспечить себе поддержку магнатов монополий, ибо именно они владеют решающими позициями власти! Наиболее ясно это осознали находившиеся в несомненно более тесной связи с некоторыми капитанами индустрии северогерманские функционеры НСДАП. Гитлер не только усвоил данную мысль, но и (как и в некоторых других случаях) еще энергичнее и целеустремленнее принялся проводить ее на практике.

Таким образом, то действительно новое, что красной нитью проходило через всю активизировавшуюся деятельность Гитлера с 1925 по 1933 г. и что, как уже показано, являлось главным во втором томе «Майн кампф», — это упорно осуществлявшееся нацистами стремление получить непосредственно от верхушки крупной буржуазии мандат на свержение буржуазно-парламентарной республики.

Первого, правда весьма скромного, успеха на этом пути нацистский главарь добился, когда 28 февраля 1926 г., через год после тюрьмы и впервые после долгого перерыва, его пригласили сделать доклад перед избранной публикой — вероятно, уже известными ему членами гамбургского «Национального клуба».

Произнесенная там Гитлером речь, текст которой сохранился и был проанализирован как буржуазными (Йохман), так и марксистскими (К. Госсвайлер) историками 16, в основном повторяла то, что он уже говорил в упомянутой выше памятной записке от октября 1922 г. Он требовал беспощадного истребления марксизма и создания националистического воинствующего массового движения, курса на захватническую войну, введения самоуправления хозяйства в фашистском государстве и подчеркивал неспособность старых реакционных партий осуществить это.

Впоследствии Гитлер не раз излагал сии мысли на собраниях предпринимателей. «Если Йохман, — верно констатирует К. Госсвайлер, — с наигранной наивностью не перестает удивляться тому, что «люди солидного возраста, обладавшие хорошим знанием жизни и большими профессиональными заслугами, поддались демагогическому влиянию новичка в политике», то изучение его речи не дает никаких оснований для удивления. О том, что они якобы «поддались», не может быть и речи. Гитлер с полнейшей откровенностью… разъяснил этим господам, что его программа — это их программа. За это его неоднократно награждали аплодисментами, а за сахмые жестокие формулировки — даже и бурными, что особенно заслуживает внимания. Кроме того, он постарался убедить их в том, что другие буржуазные партии, на которые эти господа до тех пор возлагали свои надежды, не в состоянии осуществить то, что осознано ими как необходимость».

В гамбургской речи Гитлер, как и в своих более поздних выступлениях перед представителями крупной буржуазии, воздержался от антисемитских выпадов, к которым постоянно прибегал на массовых сборищах. Буржуазные историки, озабоченные тем, как бы обелить покровителей и кредиторов фашизма, делают на данном основании вывод, будто нацистский главарь вводил аудиторию миллионеров в заблуждение насчет своих истинных целей и намерений. Это, мягко говоря, нелепо. Не только потому, что повсюду громогласно прокламируемый фашистами антисемитизм не мог укрыться и от взоров монополистов, которые к тому же рассматривали под лупой каждого гостя своего клуба. Нет, прежде всего потому, что вся националистическая элита Германии, включая преобладающую часть владельцев концернов, уже давно сама сделала ставку на антисемитизм как средство оглупления масс.