Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

Псевдоним «Андрей» был одним из кодовых имен известного советского разведчика Д.А. Быстролетова, но по характеру разведывательной деятельности и биографическим данным он тоже не подходит под «Андрея», о котором идет речь здесь.

Как следует из приводимых Млечиным материалов допросов сотрудников парижской разведывательной резидентуры, «Андрей», участвовал в похищении генерала Кутепова и специально для этого прибыл в Париж из Москвы. После переезда из Москвы в Париж он возглавил несколько операций, но не заменил парижского резидента и работал не только во Франции, а и в Германии и Чехословакии. На него были переключены несколько связанных фактически между собой и требующих внимания агентов, в т.ч. Третьяков и Скоблин, деятельностью которых он руководил. Двигаясь по Европе, «Андрей» встречался с большим количеством агентов в разных странах. Иначе говоря, он руководил крупной советской разведывательной сетью в Европе. «Андрею», как следует из материалов допроса, принадлежала идея прослушивания управления РОВСа в Париже, и он же убедил Третьякова вернуться к семье. «Андрей» участвовал в переброске Скоблина в Испанию после похищения генерала Миллера. Следователь именовал его одним из руководителей 5-го отдела ГУГБ.

По ряду описываемых эпизодов и цитируемых документов к «Андрею» наиболее близок С.М. Шпигельглаз. Но он не подходит под приводимые Млечиным данные ареста и нахождения в заключении. Дело в том, что «Андрей», как следует из материалов допросов, был отозван в Москву после ноябрьских праздников 1937 года, а арестован в июле 1939 года. И как следует из этих же материалов, он шестой месяц находился под следствием. Что касается Шпигельглаза, то он и в 1938 году (будучи заместителем начальника 5-го отдела ГУГБ и даже короткое время врио начальника) активно ездил по Европе, но 2 ноября того же года (а не в июле 1939-го) был арестован и в январе 1940 года расстрелян.

Под данные ареста и расстрела не подходит ни один из заместителей (помощников) или видных работников Иностранного отдела.

Возможно, следует согласиться с полковником Службы внешней разведки России Н.А. Шварёвым, указавшим в своей книге, в очерке, посвященном Скоблину и Плевицкой, что компетентным органам еще предстоит раскрыть тайны людей, работавших под псевдонимами, в том числе «Андрей» (Шварёв Н.А. Разведчики-нелегалы СССР и России. М., 2006. С. 381).

Заметим, что в книге того же автора «Сеть. Москва — ОГПУ — Париж» в публикации материалов допроса «Андрея» следователем отмечается, что вскоре после его приезда в Париж коллегия (ОПТУ) потребовала от него справку по Скоблину, в которой он тоже указал, что генерал завербован полтора года назад, но перечислил не четыре, а шесть основных результатов его деятельности, по содержанию несколько отличавшихся от первого приведенного текста (Млечин Л. Сеть. Москва — ОГПУ — Париж. С. 165–166).

Заметим, что текст телеграммы, приводимый в брошюре Млечина, «“Фермер” сообщает из Парижа», несколько отличается от вышеприведенного.

Таблица с результатами этого опроса приведена в книге В.И. Голдина «Солдаты на чужбине» (С. 585).

4 декабря 1930 года в речи государственного обвинителя на процессе «Промпартии» Н.В. Крыленко прозвучало, что в материалах, касающихся деятельности текстильной группы, имеются письма Третьякова к Лопатину и Лопатина к Третьякову. Лопатин умер в 1927 году, поэтому не попал на скамью подсудимых, но его называли одним из главных руководителей «вредителей». Это были те письма, которые Третьяков передал советской разведке в самом начале сотрудничества с ней. Известие об этом вызвало панику в парижской резидентуре ИНО. В сообщении в Центр было высказано недоумение, почему, принимая решение о том, чтобы Крыленко сделал на процессе такое заявление, их не поставили в известность. Они смогли бы подготовиться: или порвать отношения с Третьяковым (если таково решение Центра), или предупредить самого Третьякова. Ведь ему предстоит объяснять Торгпрому, как его переписка с Лопатиным попала в руки ОГПУ. Связи с Третьяковым были на некоторое время прерваны. А затем ему объяснили это тем, что, так как он не дал информации о связях между Торгпромом и Промпартией, то выступление Крыленко он может считать предупреждением ( Млечин Л. Сеть. Москва — ОГПУ — Париж. С. 127–140; Он же. Председатели КГБ. Рассекреченные судьбы. М., 1999. С. 73).

Вот одна из телеграмм, направленная в центр из парижской резидентуры ИНО ОГПУ и подписанная псевдонимом «Афанасий»: «“ Иванов” ничего путного не дает, получаемые им теперь довольно большие деньги его только развратили. Тов. “Николай” считает, что деньги, которые мы на “Иванова” тратим, можно считать выброшенными на ветер. Вам, вероятно, уже известно, “Иванов” больше не состоит в прежней должности. Сам он говорит, полномочия его кончились, но новые выборы, мол, пока не проводились. Были выборы или нет, пройдет на них “Иванов” или нет, я тоже не знаю, но, полагаю, дело от этого не меняется. Из “Иванова” ничего путного не выйдет. Мне совершенно не понятно, чем вы руководствуетесь, когда с такой категоричностью утверждаете, что его можно заставить работать, в то время как мы, непосредственно с ним связанные, утверждаем обратное… Я сейчас больше, чем когда бы то ни было, убежден в том, что связь эта ничего не даст не потому, что “Иванов” не хочет, а потому, что “Иванов” ничего не знает… “Иванов” давно выдохся и просится на покой, а мы за него цепляемся, ибо не заводим другого. А под боком вырастает заговор, формируется организация и так далее. Поэтому выдающийся источник надо безжалостно ликвидировать. Ни я, ни тов. “Николай” заставить “Иванова” работать не сумели. Если вы уверены, что из него можно сделать источник, вам надлежит передать его кому-нибудь другому» (Млечин Л. Сеть. Москва — ОГПУ — Париж. С. 143–144).

Такое предложение высказал в рапорте генералу Фоку начальник артиллерии Алексеевского полка Бурлаков в связи с освещением «дела Скоблина» печатью. Третьяков в ходе прослушивания записывал обсуждение этого предложения, страшно паниковал и даже просил денег на побег. В ходе обсуждения советская разведка пришла к выводу, что технически невозможно незаметно проникнуть в кабинет Миллера и снять аппаратуру прослушивания. Было решено продолжать операцию, предполагая, что поиск микрофонов произведен не будет, а если это произойдет и их обнаружат, то генерал Миллер не будет громогласно заявлять об этом. В том случае, если техника будет все-таки обнаружена и подозрение падет на Третьякова, то он должен был заявить, что микрофон установлен по распоряжению Эрдели, который использовал полученные сведения для борьбы за должность председателя РОВСа, а деньги на установку аппаратуры получены от генерала Деникина. Второй экземпляр записей Третъяков оставлял у себя якобы для того, чтобы написать в будущем книгу о РОВСе.