Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

Заметим, что Б.В. Прянишников в противовес утверждению Рысса о том, что он выехал в Берлин в день отъезда оттуда Кутепова (т.е. 19 января), писал, что Дьяконов 21 января посетил Мельгунова в Париже и сказал ему, в частности, что вместе с Рыссом собирается в Берлин на свидание с Поповым. Сам Дьяконов сообщал впоследствии средствам массовой информации, что приехал в Берлин 21 января вместе с представителем группы «Борьба за Россию» (Последние Новости. 1930. 5 марта). У Мельгунова побывал и Рысс, которому тот якобы советовал ехать на свой риск и «не втягивать его в дальнейшие дела второго “Треста”» (Прянишников Б.В. Незримая паутина. М., 2004. С. 231). Так ли это на самом деле и действительно ли Мельгунов уже в то время именно таким образом оценивал деятельность ВРИО — остается вопросом.

Еще весной 1929 года на страницах «Иллюстрированной России» была опубликована, например, «Исповедь чекиста», принадлежавшая перу чекиста-невозвращенца Е.В. Думбадзе, с предисловием В.Л. Бурцева «Первый раскаявшийся чекист», подготовленным на основе его бесед с Думбадзе.

Генерал П.Н. Шатилов в письме Ф.Ф. Абрамову в Софию 2 сентября 1930 года ссылался на то, что князь Трубецкой и полковник Зайцов говорили раньше, даже в присутствии Миллера, что Кутепов называл своим заместителем Юденича. Генерал Стогов, по его словам, указывал якобы, что не уясняет прав Миллера на заместительство, а полагал, что эту должность могли занять генералы Экк или Ханжин. Генерал Лукомский, по утверждению Шатилова, тоже считал неправильным назначение заместителем Миллера, полагая необходимым собрать генеральский совдеп для выборов, А общественность в лице Гукасова выступала за заместительство вице-адмирала Кедрова. И именно Шатилов, по его словам, сыграл крупную роль в укреплении положения генерала Миллера после Кутепова и поддержал его тогда (ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1.Д. 44. Л. 54 об.).

Свитков Н. Внутренняя линия. С. 16–17. Заметим, что эти суждения, высказанные Н.Ф. Степановым, написавшим книгу под псевдонимом Свитков, вызывают большие сомнения. Дело в том, что в качестве повода для выяснения связей «Внутренней линии» он указывает на то обстоятельство, что штабс-капитан Закржевский, являясь резидентом во Франции, якобы подчинялся и делал доклады Шатилову и лишь иногда по приказу Фосса передавал их в «оперативных сводках» Кутепову. Но, по признаниям самого Закржевского и Шатилова, тот появился в Париже через несколько месяцев после похищения Кутепова, а до этого жил и работал в Софии. К тому же Шатилов возглавил I отдел РОВСа уже после смерти Кутепова, а до этого, при Кутепове, учитывая их непростые отношениях, он не занимал столь ответственных должностей, чтобы ему могли делать доклады по «Внутренней линии». Что касается И.В. Завадского-Краснопольского, то это достаточно смутная фигура, которого в эмиграции подозревали в сотрудничестве и с большевиками, и с французскими спецслужбами, поэтому Кутепов вряд ли мог довериться этому человеку и поручить ему создать столь ответственную организацию.

По одним данным, они были обнаружены пограничниками или чекистами, но Б.В. Прянишников писал, что, утомленные, они заснули на полустанке недалеко от станции Левашово. Утром этих чужаков, к тому же обутых в заграничную обувь, обнаружили местные жители и вызвали милиционера. Но по пути в милицию на допрос им удалось бежать и, отстреливаясь от преследователей, удалось скрыться (Прянишников Б.В. Незримая паутина. М., 2004. С. 352–353).

В августе 1933 года начальник военной канцелярии РОВСа генерал Стогов писал генералу Абрамову, что еще летом 1930 года генерал Жадвойн (один из лидеров легитимистов на Дальнем Востоке) отдал распоряжение о воспрещении чинам легитимного движения даже бывать на собраниях инакомыслящих. Автор письма добавлял, что этот запрет, видимо, действует и сегодня (ГАРФ. Ф. 9116. Оп. 1. Д. 28. Л. 8).

Пожалуй, наибольшее количество публикаций посвятил Н.В. Скоблину московский журналист и публицист Л.М. Млечин. Он утверждал, что ему удалось ознакомиться в финале советской эпохи с делом Скоблина в архиве КГБ, а также со следственными делами сотрудников ОГПУ, работавших ранее в Париже. Результатом изысканий Млечина стала его небольшая книга под названием «Сеть. Москва — ОГПУ — Париж» (Минск, 1991), а также изданная им на следующий год брошюра, посвященная Скоблину, Плевицкой и деятельности советских спецслужб во Франции: «“Фермер” сообщает из Парижа» (М., 1992). Через несколько лет за его авторством появилась небольшая книга «Алиби для великой певицы» (М., 1997) и др. См. также вышеназванные книги В.Л. Бурцева, Б.В. Прянишникова, А.С. Гаспарянаидр.

В опросном листе для вступления в эмиграции, в начале 20-х годов, в Союз Взаимопомощи Офицеров бывших Российских Армий и Флота Скоблин перечислил эти награды: орден Св. Георгия 4-й ст., Св. Владимира 4-й ст., Св. Станислава 2-й ст., Св. Анны 3-й ст., Св. Станислава 3-й ст., Св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость» (ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1.Д.62.Л. ИЗ).

Скоблин и Плевицкая купили особняк в Озуар-ле-Феррьер в конце мая 1930 года за 82 тысячи франков в рассрочку: 10 тысяч франков они заплатили сразу и по 9 тысяч франков должны были платить в дальнейшем ежегодно ( Прянишников Б. Незримая паутина. С. 224).

Можно только догадываться, кто скрывался под псевдонимом «Андрей»; если верить Млечину, что это образ реальный, а не собирательный. По литературе хорошо известно, что этот псевдоним использовал в 30-е годы П.А. Судоплатов. Но в данном случае эта кандидатура явно не подходит под описание «Андрея» у Млечина. Дело в том, что тот уже на рубеже 20-х и 30-х годов занимал видное положение в советской разведке, ему в Москву докладывали о положении дел (и в частности, в связи с вербовкой Скоблина и его начавшейся работой на советскую разведку) резиденты и сотрудники разведывательных аппаратов из Вены, Берлина, Парижа. А П.А. Судоплатов был зачислен на работу в ИНО лишь в 1933 году. Что касается его предшествующей деятельности, то он был принят на работу в Мелитопольский окружной отдел ГПУ в 1925 году и в дальнейшем, во второй половине 20-х годов, не занимал значительных должностей: сотрудник информационного отделения, младший оперработник, помощник уполномоченного учетно-статистического отдела, уполномоченный секретно-политического отдела Харьковского окружного отдела, уполномоченный информационного отдела в Харькове. В июле 1930 года Судоплатов попал в резерв назначений ГПУ (без денежного содержания). Затем был назначен заведующим культурно-воспитательной частью, а потом комиссаром трудовой коммуны (спецколонии) ГПУ для малолетних преступников в с. Ладан Прилукского района. Лишь в ноябре 1931 года он вернулся в Харьков, где до февраля следующего года занимал должность инспектора организационно-инструкторского отдела ГПУ. Из осведомленных источников автору приходилось слышать, что в командировку за границу в то время могли послать из любого отдела и с любой должности. Но, читая описания заграничной деятельности «Андрея» в 1930 году и понимая его высокий статус и положение в ИНО ОГПУ, маловероятно, что это мог быть Судоплатов. Да и в описаниях его деятельности в этот период нигде не значится, что он работал в Париже, имел прямое отношение к вербовке генерала Скоблина и курировал его деятельность. Лишь в феврале 1932 года Судоплатов был переведен в центральный аппарат ОГПУ в Москву и назначен инспектором организационно-инструкторского отдела, а в январе 1933 года стал старшим инспектором отделения Отдела кадров ОГПУ. С 1 апреля 1933 года Судоплатов был переведен на вакантную должность оперуполномоченного 5-го отделения (занимавшегося белоэмиграцией), а затем 8-го отделения ИНО ОГПУ. Лишь в октябре 1933 года он был переведен в резерв ОГПУ в связи с выездом в загранкомандировку (Энциклопедия секретных служб. С. 727–728; Север А, Спецназ КГБ. С. 241–244; Судоплатов АЛ 7. Тайная жизнь генерала Судоплатова: Правда и вымыслы о моем отце: В 2кн. Кн. 1. М., 1998. С. 28–30, 40–41). К тому же, как следует из материалов Млечина, «Андрей» был арестован и длительное время находился под следствием, а Судоплатов вообще не арестовывался.