Иоганн Дройзен - История эллинизма [В 3 томах]

Но мы все-таки должны коснуться здесь одного пункта, в котором, по-видимому, перекрещиваются важные линии.

Со времени вышеупомянутого замечательного выражения Гераклита, со времени Эсхилова слова "во многих именах один образ", поэты и мыслители греческого мира не переставали искать в многочисленных образах богов и в их мифах, бывших религией для их народа, более глубокого смысла и находить в нем оправдание своей веры. Мы знаем, как глубоко поставил эти вопросы Аристотель. Александр не только читал его популярный диалог, в котором он изображает, как взгляд на красоту мира и вечное движение светил должен создать во всяком видящем их в первый раз убеждение в том, "что действительно существуют боги, что такие изумительные вещи являются их промыслом и созданием". Из поучений великого мыслителя он должен был тоже придти к убеждению, что глубокая древность видела божества в небе и светилах, движущихся на нем в вечных сферах, и выразила их дела и промысел "в мифическом образе", что "для убеждения многих и благодаря закону и обычаю" эти мифы были удержаны, распространены дальше и дополнены чудесами, но что истинный бог, "недвижимый движитель", не имеет плоти, частей, множества, что он есть чистая форма, чистый дух, сам себя мыслящий, движущий не действуя и не созидая, к которому все "со страстью" стремится, как к вечно благому, как к высшей цели.

Что же должно было теперь случиться, если Александр встретил в храме Аммона учение о богах, символику, которая, углубляясь в такие же спекуляции, сумела соединить в одну обширную и стройную систему веру в загробную жизнь, в ее суд и просветление, обязанности и порядок земной жизни, служащие приготовлением к первому, и сущность жреческой и царской власти? Уже монументы древнего времени фараонов говорят о "боге, который сам себя сделал богом, который существует через самого себя, об едином несотворенном творце неба и земли владыке сущего и несуществующего". И что мысли эти сохранялись во всей своей неприкосновенности, а быть может, и развивались далее, доказывает нам интересная надпись времени Дария II в честь его; [15]в ней является бог Аммон-Ра, который породил сам себя, который проявляется во всем сущем, который от века был и есть незыблемым началом всего сущего; другие боги являются как бы его титулами, проявлениями его деятельности: "боги находятся в твоих руках и люди у ног твоих; ты еси небо, ты глубина; люди славят тебя неутомимого в своих заботах о них; тебе посвящены дела их". Затем следует молитва за царя: "даруй быть счастливым твоему сыну, который сидит на престоле твоем, сотвори его подобным тебе, даруй ему править царством во славу твою; и как образ твой приносит благодать, когда ты восстаешь как Ре, таковы по желанию твоему дела сына твоего Дария, который да живет вечно; страх перед ним, почтение к нему, блеск его славы, да будут они в сердцах всех людей во всякой стране, как страх перед тобою и почтение к тебе живет в сердцах богов и людей".

Когда жрецы храма Аммона приветствовали Александра сыном Аммо-на-Ра, Зевса-Гелиоса, то они сделали это с полной искренностью своих религиозных убеждений и глубокой символики, в которую они заключали свое учение о богах. Александр, так рассказывают, со вниманием выслушал объяснения жреца Псаммона, "философа", о том, что каждый человек управляется богом (βασλδύξνςαθ υπό δδξϋ), так как в каждом господствующее и могущественное начало божественно; Александр отвечал ему, что бог (ςόν θδόν) есть, конечно, общий отец всех людей, но что лучших людей он избирает своими любимыми детьми.

А теперь возвратимся к связи исторических событий, новый значительный ряд которых должен был начаться с весной 331 года.

По своем возвращении в Мемфис Александр нашел многочисленные посольства из греческих земель, из которых ни одно не возвратилось на родину, не будучи милостиво выслушанным и не достигнув возможного исполнения своих поручений. Вместе с ними прибыли новые войска, состоявшие из четырехсот [16]греческих наемников под начальством Менида и пятисот фракийских всадников под начальством Асклепиодора и, как кажется, еще нескольких тысяч пехотинцев, которые тотчас же были присоединены к составу войска, уже приготовлявшегося к вступлению. Затем Александр с особенным вниманием занялся устройством управления египетской землей, имей главным образом в виду избежать с помощью раздела должностных полномочий соединения слишком большой власти в одних руках, что не могло бы быть безопасным при военном значении этой сатрапии и богатых элементах могущества в ней. Певкет, сын Макартата, и Балакр, сын Аминты, получили стратегию в стране и начальство над оставшимися войсками, включая сюда гарнизоны Пелусия и Мемфиса, всего около четырех тысяч человек; команду над состоявшим из тридцати триер флотом получил наварх Полемон; живущие в Египте или переселяющиеся туда греки были подчинены особому чиновнику; египетские округа или номы сохранили своих прежних номархов и получили приказ выплачивать им свои повинности в прежнем размере; главный надзор за всеми чисто египетскими округами был поручен сначала двум, а потом одному египтянину, а надзор за ливийскими округами греку; правитель арабских округов, Клеомен, грек из Навкратиса в Египте, знавший язык и обычаи страны, получил в то же время приказ принимать от номархов всех округов собираемую ими дань, и ему также был поручен главный надзор за постройкой города Александрии. [17]

После этих мер, после целого ряда производств в армии, после новых празднеств в Мемфисе и торжественного жертвоприношения Зевсу царю, Александр весною [18]331 года выступил в Финикию; в одно время с ним в гавань Тира прибыл и флот. Короткое время, проведенное здесь царем, прошло среди больших и роскошных празднеств по греческому обычаю; после жертвоприношения в храме Геракла в войске были устроены всевозможные игры; для придачи блеска этим дням были приглашены знаменитейшие актеры греческих городов; и кипрские цари, доставлявшие и украшавшие хоры по греческому обычаю, соревновали в роскоши и вкусе друг с другом. [19]Затем в гавань города пришла афинская тетрера Паралия, [20]которая всегда посылалась только по священным или особо важным делам; прибывшие на ней послы явились пожелать царю счастья и уверить его в нерушимой верности их родного города, - внимание, на которое Александр отвечал освобождением взятых в плен при Гранике афинян.

Необходимо было позаботиться о западных землях на время продолжительного отсутствия. За исключением Спарты и Крита, в Элладе все было спокойно; только многочисленные морские разбойники, последствие персидских предприятий, делали море небезопасным. Амфотер получил приказ поторопиться с изгнанием спартанских и персидских гарнизонов с Крита, затем произвести облаву на морских разбойников и предложить помощь и защиту пелопоннесцам, которых могла бы теснить Спарта; киприотам и финикиянам было приказано послать Амфотеру в Пелопоннес сто кораблей. В то же время были предприняты некоторые перемены в управлении покоренных земель; в Лидию вместо сатрапа Асандра, который отправился для вербовки в Грецию, был послан магнесиец Менандр из числа гетайров, а начальство над чужеземными народами получил вместо него Клеарх; сатрапия Сирия была отнята от Менона, [21]который не позаботился с должным вниманием о нуждах шедшего по его провинции войска, и была передана недавно прибывшему Асклепиодору, и ему же была поручена непосредственная власть над страной Иордана, прежний правитель которой, Андромах, был убит самаритянами, и наказание за то самаритян. [22]Наконец, управление финансами было устроено таким образом, что общая касса, бывшая до сих пор соединенной с военной кассой, была отделена от нее и, подобно тому как это уже было сделано для Египта, были устроены особые главные кассы для Сирии и для Малой Азии до Тавра. В сатрапиях к западу от Тавра эту должность получил Филоксен, в сирийских землях, включая сюда финикийские города, Койран, заведование же военной кассой было отдано раскаявшемуся Гарпалу, которому царь из прежней дружбы или из политических расчетов простил его вину.