Лев Ельницкий - Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII—III вв. до н.э.

Все вышесказанное убеждает в том, что рабы были непременными участниками различных древнеиталийских культов. Если во многих случаях, как это показывают вотивы коллегий и отдельных лиц рабского происхождения, беднейшие и бесправные элементы стремились сами к участию в ряде культов и к почитанию определенных божеств, то в других случаях они были привлекаемы к культу своими владельцами и руководителями общинного культа с целью поддержания древнейших религиозных традиций.

Такого же рода явление наблюдаем мы в латинском Ларинуме, где при храме одного из наиболее широкопочитаемых общелатинских божеств плодородия и родоначалия — Марса (отождествлявшегося с другими божествами–прародителями, а в их числе и с древнейшими латинскими и римскими царями [33]) находим коллегию «марциалов», которых Цицерон [34]называет с древности учрежденными, публичными (т.е. муниципальными рабами) министрами Марса, или familia Марса. Он насчитывает их в довольно большом числе, сопоставляя их в этом отношении с сицилийскими иеродулами Афродиты Эрицины, которых именует «венериями». Возможно, что для сопоставления сицилийских иеродулов с мунициальными рабами Марса в Италии имелись и более глубокие основания, в том смысле, [239] что подобные рабские жреческие коллегии могли возникать не без влияния со стороны более древней практики культового храмового рабства в греческих центрах Сицилии. Нелишне также отметить, что связь коллегий рабов с Марсом тоже, вероятно, могла бы быть прочнее и шире, чем это прослеживается по наличествующим данным [35].

Что же касается самих этих культов, их объединяет то, что все они связаны с древнейшими солярными божествами плодородия и родоначалия и представляют собой религиозную традицию времен родового строя, окрасившуюся уже в эпоху становления классового общества в определенные социальные тона. Поклонение этим божествам вызывало воспоминания о родовом быте, когда не было неравенства, рабства, войн и других социальных несправедливостей. Картины этой древней жизни, представлявшейся столь спокойной и привольной по сравнению с невзгодами рабовладельческого быта, возникали при исполнении культовых церемоний, связанных с поклонением ларам [36], Диане, Церере [37], Сатурну [38]и другим божествам–прародителям и подателям элементарных жизненных благ. Они оформлялись в соответствующие легенды, подчеркивающие именно эти стороны культа и придававшие ему известную социальную остроту и осмысленность. Так возникла легенда о «золотом веке» — древнем счастливом времени, когда человечество управлялось царями–богами плодородия и не знало никаких тягот. Возникновение ее относится к самой [240] начальной поре истории классового общества. Во всяком случае у Гесиода она предстает уже в достаточно законченном и философски осмысленном виде. Элементы же ее присутствуют в легендах и ритуальных текстах древневосточных религий, опять–таки в первую очередь, связанных с культами солярных божеств, таких, как Исида, Иштар, Кибела и др.

Принимая в лоно государственной религии соответствующие демократические культы, патрицианское государство всякий раз шло на известную уступку низшим слоям населения, открывая некоторую отдушину для выражения надежд на будущее, поскольку легенды о «золотом веке» содержали в себе пророческий элемент — предсказания о новом пришествии царя Сатурна с его блаженными общественными порядками. Празднества в честь ларов, Сатурна, Юпитера Либера имели одну общую черту — они восстанавливали на те дни, которые им отводились, древний общественный порядок: рабы и свободные пировали и забавлялись вместе на равных началах. Сатурналии, впрочем, предусматривали даже ритуал, соответственно которому рабы и господа во время празднества менялись местами: рабы сидели за столом, а господа им прислуживали [39]. В Риме на время празднования Сатурналий избирался из числа рабов «царь Сатурналий», обладавший неограниченными правами и являвшийся как бы воплощением самого Сатурна [40].

Учреждение официального культа Сатурна в Риме на основании изучения Сивиллиных пророчеств следует рассматривать еще и как результат великогреческого влияния. Влияние это осуществлялось не только в отношении определенных социально–религиозных идей, но и по линии чисто ритуальной: жертвоприношения Сатурну производились с древнейших времен capite aperta [41], т.е. с открытым лицом, в соответствие греческим и в противоречие латинским обычаям. Но зато согласно латинскому обычаю сенаторы, участвовавшие в жертвоприношении Сатурну, совершали церемонию в тогах, которые они снимали по окончании официальной части празднества, когда приступали к пиршеству, как это было принято и на церемониях Арвальских [241] братьев [42]. Ритуал Сатурналий усложнялся, к нему присоединился древний обычай дарения подарков и украшения ими деревьев, т.е. действия, связанные с обрядами празднества солнцеворота, вошедшие в христианский ритуал Рождества и сохранившиеся в нем до нашего времени. К концу республиканского периода празднование Сатурналий продолжалось целую неделю. В 217 г. до н.э. в связи с очередной демократизацией и эллинизацией культа, обусловленной трагическими событиями II Пунической войны, в обряд были введены лектистернии [43]и публичные пиршества, видимо, на государственный счет.

Введение в Риме ряда греческих и восточных культов во время II Пунической войны следует рассматривать как явно демагогическую меру, принятую с целью привлечения на сторону Рима греческого и эллинизированного населения юга Италии и для успокоения и ублажения рабского и неполноправного населения города предоставлением ему возможности участия в оргиастических и широко демократических культах и празднествах. Вводя эти культы, нобилитет как бы приобщался к демократической идеологии и брал на себя пропаганду милых сердцу всякого угнетенного человека идей «золотого века». Особенно широкое распространение идеи эти получили во время интенсивных демократических [242] движений конца эпохи республики – настолько, что они всецело были приняты Цезарем, Антонием и Августом для украшения их политических программ, под флагом и в честь которых они перепевались наиболее популярными поэтами эпохи: «золотой век» стал как бы официальной программой римского правительства, чем, однако, нимало не обесценивалось его значение для низших слоев общества, черпавших из тех же легенд элементы революционной идеологии в периоды обострения социальной борьбы.

Исходя из этого следует думать, что и в начальный период республики введение в Риме целого ряда италийских и греческих культов необходимо расценивать как соответственную уступку неполноправным общественным элементам — вольноотпущенникам, клиентам и рабам, как стремление олигархического сената хотя бы в духовной области удовлетворить нужды голодного плебса, лишившегося одновременно благ этрусской торговли, с ее широкими итало–греко–пуническими связями и прочного мирного положения собственной общины, столь необходимого для процветания сельского хозяйства.