Мартин Нильссон - Греческая народная религия

Примерно в то же самое время и, вероятно, по инициативе Дельфийского оракула было осуществлено исправление календарей греческих государств. [134] 1 См. мое «Entstehung und religiöse Bedeutung des griechischen Kalenders», Lunds unlversitets ársskrift, XIV : 2 (1918), № 21. Был введен восьмилетний добавочный цикл, и праздники закрепились за определенными днями лунного месяца. Это исправление календаря связано с представлением об особых свойствах разных дней лунного месяца, но есть и заметное различие. Аполлону важен был только культ богов; люди же нуждались в том, чтобы религия руководила ими во всех сферах, в том числе и в повседневной жизни: Аполлон не мог удовлетворить этой потребности, он заботился лишь о культе. [146]

По нашим наблюдениям, большая часть всех этих правил если и имела отношение к религии, то лишь очень слабое. Однако все они в какой-то степени родственны друг другу. Это плоды легализма, стремление ограничить каждое действие четкими предписаниями. В религиозной сфере это явление называют ритуализмом, а ритуализм, охватывающий всю жизнь человека, является преобладающим фактором в некоторых религиях. Но греческие боги, к счастью для греков, не вникали в подробности повседневной жизни человека, если он исполнял простые предписания культа. Аполлон требовал, чтобы руки человека были чисты, в особенности — от кровопролития, и это его требование имело огромное значение — оно внушало народу уважение к человеческой жизни. Но ритуализм, исходящий от Аполлона, касался только культа, но не повседневной жизни. Гесиод в своих предписаниях ссылается не на авторитет Аполлона, а на авторитет Зевса. У Гесиода проявляется тенденция к более жесткому ритуализму, такому как закон иудеев, который сковывал своими узами всю человеческую жизнь. Но это была лишь тенденция, поскольку греки — народ слишком здравомыслящий, чтобы доводить законничество до предела. Однако очень интересно пронаблюдать, насколько эта тенденция овладела умами людей, и как религия, особенно в лице Дельфийского оракула, спасала их от этих крайностей, ограничивая ритуализм одной лишь сферой — культом, и не допуская его в повседневную жизнь. Однако тенденция к культовому [147] ритуализму была в тот период столь сильна, что авторитет Аполлона Дельфийского был основан именно на ней.

Тенденция к легализму, равно как и тенденция к мистицизму, проявлялись в раннем периоде, до Персидских войн. В последнем столетии данного периода социальные условия стали улучшаться. К власти пришли политические деятели, происходившие из среднего класса, которому требовались мир и спокойствие. В сфере религии они опирались на советы Дельфийского оракула — главный авторитет в этих вопросах. Этот оракул поддерживал традиции предков и более упорядоченные формы культа и религии, что не благоприятствовало крайним проявлениям как легализма, так и мистицизма. Представителями этого течения были так называемые Семь Мудрецов, и их девизы, начертанные на храме Аполлона в Дельфах, гласили: «Ничего сверх меры» и «Познай самого себя», то есть знай, что ты — всего лишь человек. Постепенно развилось Аполлоновское благочестие, основанное на представлении о том, что человек ниже богов. Человек должен склоняться перед волей богов и не должен гордиться своими праведными делами и приношениями богам.

Огромная перемена была связана с победой над персами. Это была победа греческих богов и героев, то есть победа греческой государственной религии. И, зная характер этой религии, о которой я уже рассказывал, мы понимаем, что последствием этой победы стало дальнейшее подавление [148] мистических и законнических тенденций, порождаемых глубинными слоями народного сознания. Еще одна важная проблема ранней эпохи — это проблема правосудия. И хотя основная ее тяжесть лежит в социальной сфере, она все же во многих отношениях воздействовала на религию. Я не стану здесь на этом останавливаться, ограничусь лишь следующей краткой ремаркой. Издревле защитником справедливости считался Зевс, и его воспринимают как такового и Гесиод, и Эсхил, и многие другие. Однако он был защитником справедливости скорее в теории, чем на практике. Его правление было слишком самовластным, что лишало его права выступать в роли истинного стража правосудия. То же самое можно было бы сказать обо всех греческих богах в целом. Требование социальной справедливости было требованием уравнивания социальных прав. Одним из его мотивов была обычная человеческая зависть к богатым и сильным. А в качестве аргумента обычно приводились превратности человеческой судьбы. Чем выше поднялся человек, тем страшнее будет его падение. Это правило подтверждалось примерами из жизни многих людей, не говоря о тиранах. Так зародилось представление о «hybris» человека и «nemesis» богов. Причем такой перевод, как «разнузданность» и «ревность» будет не совсем точен. «Hybris» — это ощущение сопутствующей удачи, a «nemesis» — ощущение чего-то несправедливого, неправильного. Представление о «hybris», равно как и соответствующее ему представление о «nemesis», [149] родственны принципу «Познай самого себя», поскольку они тоже внушают человеку мысль о том, что его удел — смирение.

Эти идеи встречаются в литературе очень часто, и можно задаться вопросом: в какой мере эти представления образованных классов разделял народ? Народ требовал справедливости, но битва за нее проходила скорее в социальном плане, чем в религиозном. Представления о «hybris» и «nemesis» были основаны на народном веровании, которое у греков называлось «baskania». Согласно этому все еще распространенному в Южной Европе верованию, излишняя похвала опасна и вызывает несчастье. Даже мы иногда, бывает, постучим по дереву, если наши дела идут уж слишком хорошо. Как и в наши дни, в таких случаях принято было отвратить опасность — плюнуть себе за пазуху либо сделать непристойный жест. И впечатляющая сцена из Эсхилова «Агамемнона», в которой царь, входя во дворец, боится ступить на пурпурные ковры, чтобы чей-либо завистливый взгляд не причинил ему зла, конечно, взята из реальной жизни. [135] Agamemnon , vss. 945 и сл. История тирана Поликрата, сообщаемая Геродотом, основана на сказочном мотиве, который популярен до сих пор. [136] Herodotus, III, 40 и сл. Когда царь Амасис услышал о поразительной удачливости Поликрата, он посоветовал ему уравновесить эту удачу, выбросив какую-либо очень ценную для него [150] вещь. Поликрат внял совету и бросил в море драгоценное кольцо. Однако кольцо вернулось к нему через несколько дней в брюхе рыбы, принесенной во дворец рыбаком. Узнав об этом, царь Амасис отрекся от столь опасного друга, а Поликрат кончил свею жизнь на кресте. Такого рода верования были популярны, но были ли они религиозными в истинном смысле этого слова? Судьба человека — дело рук богов, но у Геродота, во всяком случае, это говорится не о каком-либо конкретном боге, но всегда лишь о «богах» в целом или об абстрактной божественности. Так что данное верование оказывается весьма близким к фатализму. Это скорее своеобразная философия жизни и ее превратностей, чем религиозная концепция.