Мартин Нильссон - Греческая народная религия

Как я уже отметил, определенные виды легализма были очень близки суеверию, а предписаниям Гесиода можно найти аналоги в современном фольклоре. Мы привыкли проводить четкое разграничение между религией и суеверием. Суеверие для христианина есть нечто недопустимое и вредное. У древних греков это было несколько иначе. «Deisidaimonia» — греческое слово, которое мы обычно переводим как «суеверие», означает в действительности «страх перед демонами» («daimones»). Но в их число, как мы видим у Гомера и других авторов, входили и боги. Следовательно, это слово можно, а иногда и должно переводить как «страх перед богами». У Ксенофонта оно употребляется еще в этом, хорошем, смысле, когда он хвалит царя Агесилая за его [151] «deisidaimonia» — почтение к богам. [137] Agesliaus, XI, 8. Но уже у Феофраста, когда он характеризует «deisidaimon», [138] Characteres, 16. это слово имеет несколько иной смысл, и его вполне можно переводить как «суеверие». Суеверный человек — это тот, кто по любому поводу склонен совершать омовение рук, кропить себя святой водой и весь день ходить с лавровыми листьями во рту; а если дорогу ему перебежала кошка, он непременно дождется, пока по этому пути не пройдет другой человек, или же бросит на дорогу три камешка. Если такой человек заметит в своем доме змею, он станет взывать к Сабазию, чтобы узнать, не «pareias» (змея Асклепия) ли это. Узнав, что это так называемая священная змея, он устроит на этом месте святилище в честь героя. Суеверный человек возливает масло на камни, когда путь его лежит мимо перекрестка дорог, и, пав на колени, поклоняется этим камням. Если случится, что мышь прогрызла дыру в мешке с мукой, этот человек отправляется просить совета у толкователя, а когда тот посоветует ему отдать мешок кожевнику в починку, он не послушается и примется за очищения и тому подобные обряды. Итак, мы видим, что народные суеверия и традиционные религиозные очистительные обряды смешались в представлениях людей. К тому же из последнего примера явствует, что официальные представители религии к таким чрезмерным опасениям относились [152] с насмешкой. Различие между религией и суеверием в Древней Греции было скорее разницей в степени, а не в сущности. Конечно, были и простые народные приметы, но и они не слишком сильно отличаются от некоторых религиозных представлений.

Считается, что в классическом периоде греки не знали суеверия. К сожалению, я должен опровергнуть это мнение. Суеверие всегда играло большую роль в жизни Древней Греции, даже в период наивысшего расцвета греческой культуры и даже в самом центре этой культуры — в Афинах. В литературе данного периода упоминания о суеверии очень редки. Но причина этого лишь в том, что великие писатели не снисходили до таких низменных тем. Однако грекам нужна была богиня колдовства и призраков. Они позаимствовали из Карии Гекату и стали ставить ее изображение перед своими домами, чтобы отвратить от них всякое зло. Колдовство было хорошо знакомо грекам — Аристофан тому свидетель. [139] Nubes , vss. 749 и сл., и Aves, vas. 1553 и сл. Его герой, Стрепсиад, выражает желание нанять фессалийскую колдунью, чтобы она стащила луну с неба и погасила ее. Кроме того, Аристофан упоминает некромантию — вызывание душ умерших с целью услышать предсказание о будущем. Магия такого рода в Греции раннего периода практически не встречалась.

Большое значение имеет трактат о священной болезни, то есть — об эпилепсии. Это один из [153] самых ранних трактатов коллекции, приписываемой Гиппократу, [140] De morbo sacra, I. и, вероятно, действительно принадлежащий его перу. В любом случае, он относится к пятому веку до Р. X. Его следует прочитать всякому, кто желает ознакомиться с религиозной жизнью того времени. Автор трактата считает, что люди, называющие эту болезнь священной, подобны магам, шарлатанам, нищенствующим жрецам и жрецам-очистителям; они покрывают этим свое невежество и беспомощность, они прибегают к очищениям и заклинаниям, предписывают избегать черной одежды и не допускать того, чтобы одна нога (или рука) легла на другую. Это магические методы, хорошо знакомые нам по фольклору. Далее автор пишет о неких людях, утверждающих, что они при помощи тайных обрядов могут снять с небес луну, вызвать солнечное затмение, бурю или затишье, накликать дождь или засуху, призвать воду или же сделать землю бесплодной. В этом трактате есть перечень таких магических деяний, какие описаны в римский период; считается, что они только к нему и относятся. Но на самом деле они гораздо древнее; просто в более поздние времена, когда трезвость традиционной религии ослабла, эти явления стали более заметны. Автор сообщает нам, что эти люди и богов вовлекали в сферу своих суеверных представлений. Если больной стонал или бился в судорогах, говорили, что это дело рук Великой Матери. Если его крики [154] напоминали ржание коня, причиной считался Посейдон; если они похожи были на щебет птиц — Аполлон Номий; а если изо рта его шла пена и он колотил ногами — Apec. И наконец, если больного преследовали дурные сны, странные образы и если он вскакивал с постели, то говорили, что на него напала Геката или какой-нибудь герой.

Последние слова требуют комментария. Истории о призраках, подобные тем, что популярны и в наши дни, рассказывали и в древности. В литературе они до римского периода не появляются, но их видимое отсутствие в классическом периоде обманчиво. Дело в том, что призраки выступали под именем героев, и настоящие истории о привидениях рассказывали, относя их к героям. Я уже упоминал о герое из Темесы, в жертву которому горожане должны были ежегодно приносить самую красивую девушку в городе, пока один знаменитый борец силою своих рук не столкнул его в море; а также об Оресте, которого никто из афинян не хотел бы повстречать в ночное время из боязни получить от героя взбучку и лишиться своей одежды. Был еще Актеон, который опустошал поля беотийцев, пока, по совету оракула, его статую не приковали к камню. Комедия Плавта «Mostellaria» («Пьеса о привидении»), написанная по произведению греческого поэта Филемона, представляет собой весьма распространенный пример истории о привидениях. В одном доме был убит и похоронен гость-друг. По ночам он выходит, пугает людей, и никто не [155] осмеливается жить в доме с привидением. Трактат Гиппократа посвящен заболеванию, а в тех случаях, когда людские усилия бесплодны, даже в наши дни расцветает суеверие. Даже Перикл, который был выше таких низменных вещей, когда заболел, разрешил женщинам привязать ему амулет. [141] Plutarch, Pericles, 38. Самые удивительные и невероятные истории рассказывали о врачевателях Асклепиейона в Эпидавре. [142] Эти надписи собраны в: Inscriptiones Graecae, Editio minor, vol. IV, Fasc. I, Nos. 121-27. См. также: R. Herzog, «Die Wunderheilungen von Epidauros», Philologus, Supplementary. Vol XXII (1931), №. 3. Не буду рассказывать о религиозных идеях Гиппократа, хотя они вполне разумны и заслуживают рассмотрения. Обратимся вместо этого к Платону, который много что мог сказать о магии и магах. Платон предусматривал самые строгие наказания для тех, кто утверждает, что может вызывать умерших; или заставить богов сделать что-то путем жертвоприношений, молитв и заклятий; или уничтожать отдельных людей, целые семьи и города. Платон упоминает о некоторых приемах черной магии — о заклинаниях, проклятиях, о восковых куклах, которых сажали у дверей, на перекрестках и на могилах. [143] Laws, X, p. 909b; ср. также p. 908d и XI, p. 933. Известно, что ведьмы и колдуны пользовались такими восковыми куклами — они их сжигали, прокалывали и так далее, чтобы причинить такие же страдания людям, которых эти куклы замещали, — об этом есть много [156] упоминаний, относящихся к более позднему периоду. Описание Платона гораздо больше соответствует позднеантичному колдовству, чем колдовству четвертого века до Р. X., но невозможно усомниться в том, что он пишет о жизни своей эпохи. И это можно доказать. Когда Платон пишет о проклятиях, он употребляет слово «katadeseis» («оковы»). Это свинцовые таблички, на которых начертаны проклятия в адрес поименованных на них лиц; их клали в могилы, чтобы предать этих людей богам подземного царства. Таких «tabellae defixionis» было найдено и опубликовано очень много, [144] Аттические « tabellae defixionis » были опубликованы Р. Вюншем в приложении к «Inscriptiones Graecae», III. Несколько важных находок было опубликовано позже. См. мою Gesch. der Griech. Rel., I, 757 и сл. но при этом лишь в редких изданиях указано, что многие из них относятся к четвертому веку до Р. X. А неопубликованная надпись на черепке чашки: «Я посылаю на Аристона перемежающуюся лихорадку, чтобы он умер» относится, вероятно, еще к концу пятого века. Множество свинцовых табличек было найдено в Афинах, причем интересно, что многие из обозначенных на них имен — имена исторических лиц. В их числе двое братьев известного политика Каллистрата, изгнанного из Афин в 361 году до Р. X.; представители богатого и знатного семейства дадухов («dadouchoi») — Каллий и Гиппоник; Демофил — обвинитель Аристотеля и Фокиона; а также Демосфен, Ликург и многие [157] другие ораторы и политики. Это довольно странно. Приведенные имена свидетельствуют о том, что вера в магическую силу подобных проклятий была присуща не только ремесленникам, лавочникам и прочим простым людям, имена которых тоже есть на табличках. По всей видимости, эта вера была распространена и в высшем обществе.