Вильям Райан - Баня в полночь [Исторический обзор магии и гаданий в России]

Названия знаков зодиака не меняются по сравнению с более ранними текстами греческого происхождения, поскольку перевод латинских терминов приводит, естественно, к тому же результату, что и перевод с греческого. Впрочем, в дополнение к множеству слов, начинающихся на живо-, которые продолжали употребляться в значении «знак зодиака», мы теперь очень часто находим слова знамя, знамение, знак. все они являются семантической калькой латинского signum, в некоторых случаях через посредство немецкого или польского языка.

По мере того как стали переводиться более сложные тексты, возникла потребность в терминах, употребляемых при астрологических {585} расчетах; в этом состоит еще одно существенное новшество. Начиная с XVII века понятие аспекта могло передаваться современным термином аспект, представляющим собой видоизмененную транслитерацию латинского aspectus . Возможно и прямое заимствование из польского или немецкого. Так, кальками латинского aspectus были слова взгляд, возгляд (или синонимичный взор ), в отдельных случаях эти кальки опосредованы окказиональным немецким Anschauung и/или польским wzgliąd .

Обозначения для аспектов как таковых варьируются от одного перевода к другому: по-видимому, сам предмет представлялся слишком темным, чтобы могла сформироваться стандартная терминология.

Конъюнкция обычно переводится как совокупление; окказионально употребляются еще одно-два слова, например стечение, а в XVIII веке часто встречается соединение.

Оппозиция в одной из рукописей XV века переведена как двомерно, в «Шестокрыле» как противление, а позднее передавалась различными словами, содержащими элемент против-: противно, противны, противный, противник, противоположность, противоположение, противостояние, сопротивление, противный возгляд, противный взор. Такие термины, как противосияние . противное сияние, очевидно, являются кальками немецкого Gegenschein .

Точно так же среди обозначений тригонального аспекта наряду с великим множеством терминов, в числе которых всевозможные словообразования со значением три, третий или треугольник .третий, третьяк, треугольник, триугольник, троеугольник, тройник ), мы обнаруживаем кальку-перевод с немецкого — треугольное сияние.

Для четвертного аспекта, или квадратуры, в нескольких текстах польского происхождения мы находим обозначения чвартак, чварты . четвертак. кроме того, это понятие передается словами четверик, четверник, четвертый, четверугольник — всё это термины, производные от четыре. В двух поздних рукописях находим слово квадрат.

Для обозначения гексагонального аспекта выявлен ряд терминов, производных от слова шесть: шестный, шестерик, шестеричный аспект, шестиуголник, шестероуголник, шестак, шостак (последние два — полонизмы) и шестероуголное сияние (от немецкого Gesechtsschein ).

Понятие управления обычно передавалось кальками господствовать и владеть или же держать (последнее, вероятно, в конечном {586} итоге восходит к латинскому tenere , который мог употребляться в этом значении).

Последовательно употребляется термин дом ; в единичном случае выявлено словоупотребление обитель. Однако в русских текстах нередко невозможно разграничить понятия дом и знак зодиака.

Сила — обычный термин для обозначения силы планеты; окказионально употребляется полонизм потуга. Степени благоприятствования, как правило, передаются словом фортуна [74].

Современные популярные публикации по астрологии также непоследовательны в употреблении терминов, вплоть до того, что переводчики зачастую демонстрируют полное непонимание таких относительно сложных понятий, как, например, аспект.

Западная и Восточная христианские церкви относились к магии и гаданиям преимущественно с осуждением, основываясь на богословских соображениях, а также на библейской и святоотеческой традиции. При этом лишь проницательный богослов мог отличить чудо от волшебства, в то время как рядовой человек любой эпохи обычно не видел между ними различия. В реальной жизни христианские церкви, декларируя торжество официального взгляда на существо магии, сталкивались с трудностями. Во-первых, магию и гадание с древности до настоящего времени нередко практиковали сами представители духовенства; кроме того, некоторые формы гаданий (включая толкование снов) присутствуют в качестве вполне допустимых и приемлемых в текстах Священного Писания, не говоря уже о средневековых и постсредневековых текстах вполне почитаемых христианских авторов [1]. Лаодикийский собор IV века счел необходимым запретить духовенству эту практику, и многие поместные соборы на протяжении столетий осуждали либо магию и гадания в целом, либо их частные проявления [2].

Русские исповедальные чины, памятники канонического права, церковно-учительные сочинения, индексы запрещенных книг столь же разнообразны, как и их западные аналоги, причем большая часть всех перечней отражает озабоченность сексуальным поведением и магией. Обостренное внимание к сексуальному поведению в епитимийниках и трактатах по нравственному богословию Западной церкви, а также в дореформационной теологии колдовства часто объясняли влиянием Блаженного Августина. Между тем необходимо отметить, что в России Августина практически не знали, по крайней мере до XVI века. Связь этих двух прегрешений не случайна, как напоминает нам Р. Кикхефер: «Сочувствие к пострадавшим и осуждение преследователей, пожалуй, слишком часто заставляют нас забывать, что многое в магии было направлено на {592} сексуальное принуждение и эксплуатацию» [3]. Как и в средневековых западных епитимийниках и иных текстах, включавших перечисления грехов, многие положения в православных памятниках являются не более чем отсылками к авторитету вселенских и поместных соборов. Обычным источником русских памятников церковного права являются постановления VI Вселенского собора (III Константинопольского, 680—681 годы) и продолжающего его Трулльского собора (692 год). Помимо прочего эти памятники устанавливают правила заключения браков и сексуального поведения; запрещают общение с иудеями, совместное мытье в банях, посещение конных ристалищ и театрализованных представлений мимов, танцоров и зверей, обращение за советом к предсказателям, колдунам, заговаривателям туч и изготовителям амулетов; запрещают праздновать календы, вота и врумалии, надевать комические, сатирические или трагические маски, прыгать через огонь в начале месяца (подробнее см. гл. 1.6). Теперь невозможно установить, сколько человек в той или иной общине действительно признавались на исповеди в грехах, которые упоминаются в чине исповедания; как далеко заходило приходское духовенство в деле выявления этих грехов и, наконец, приводило ли само оглашение подобных прегрешений к появлению тех верований и практик, которые ранее могли и не существовать (по аналогии с тем, как в Западной Европе предвзятость инквизиторов и судей приводила к тому, что они сами подсказывали детали показаний на колдовских процессах). Во всяком случае, перечни грехов (имеющие особенности, связанные с местом и временем) можно считать, по крайней мере, показателем обеспокоенности духовенства.