Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

В целом Дарий отличен от Артаксеркса III, которого Дройзен называет "настоящим азиатским деспотом., кровожадным и хитрым, энергичным и сладострастным". Тем не менее к нему также применима одна из основных характеристик Великих царей; он также "восточный человек", "азиат". По словам Ж. Раде, именно благодаря этому он предпочитает разглагольствования сражению, так как "дипломатические маневры всегда были областью, в которой люди Востока были непревзойденными мастерами... [благодаря] упорной гибкости и плодотворному двуличию". Терзаемый "сентиментальной страстью и чувственной ревностью", он был вынужден вести переговоры ввиду захвата собственной семьи, так как "самое большое несчастье для восточного правителя - это потеря гарема". Расцениваемый Роулинсоном как человек "слабый и злой", Дарий II находился под тлетворным влиянием "его жены Парисатиды, одной из наиболее жестоких и зловредных даже среди восточных женщин". Однако "ослабление деспотичного могущества, усиление влияния двора и гарема" ощущалось уже в конце царствования Ксеркса. Дарий III у Раде является истинным наследником Ксеркса Дройзена и Дария II Роулинсона.

Таким образом, чтобы объяснить читателям традиции и институты Персии времен Античности, господин де Бюри сопоставил ее с Персией его времени, которую он знал главным образом на основании чтения отчетов о поездке Тавернье:

"Сравнивая то, что путешественники последних двух веков нам сообщают о современных персиянах, с тем, что античные авторы писали об их предках, мы видим, что их характер остался тем же, за исключением некоторых незначительных деталей, что и во времена Кира и Александра" (1760, стр. 224-225).

В процессе сравнения он настаивает на сохранении достоинств персидского народа, описанных как греческими авторами, так и Боссюэ и Тавернье. Но в целом, особенно начиная с XIX века, в Европе развилось "ориенталистическое" воззрение, основанное на сопоставлении "восточных" народов с персами Античности. Именно поэтому Б. Г. Нибур систематически делает ссылки на современную восточную историю, пытаясь объяснить своей аудитории то, чем могла бы быть империя Дария III. Он говорит, что для того чтобы разобраться в принципах царствования Артаксеркса II, достаточно "прочитать историю царей Суфи и моголов". Упадок царствования очень похож на упадок Турции в конце XVIII века (1856, стр. 362). "Царь не был тираном; но, так как он был типичным примером восточного деспота, его история полна максимальной жестокости, которая воспринималась как вполне естественная вещь" (стр. 360). При Артаксерксе III мы видим "нормальное развитие восточного государства": принц сладострастен, беспечен и бездарен; положение евнуха Багоаса сравнимо с тем, что мы знаем о персидском дворе конца XVIII века... Вот как Нибур объяснял победы Александра над армиями Дария:

"Сражения против варваров существенно отличаются от тех, которые ведутся против цивилизованных наций... Сражения против персов и других восточных народов имеют все те же признаки, в некоторой степени недостойные... Победа при Гавгамелах была легкой; это была победа над азиатской трусостью и варварским беспорядком... причина превосходства европейцев над азиатами: так было всегда, за исключением времен калифов и турецких побед, когда европейцы стали сами наполовину азиатами" (1856, стр. 432, 439, 445).

Сторонник крайне сомнительных тезисов о политике Александра по отношению к иранцам, Берв прибегает к практически к тем же формулировкам. Таким образом, чтобы объяснить то, что он считает серьезными слабостями Дария, автор полагает, что "только сравнение с натурой восточных султанов" может позволить оценить несостоятельность Дария; помимо этих султанов, он дает два других примера, взятых из Античности, - Тиграна Армянского и, "в некоторой степени", Антиоха III, так как люди Востока были неспособны показать ту сознательную энергию, которая была известна у людей Запада: "С этой точки зрения, Дарий, по сравнению с Александром, был представителем другого мира, который македонцы разбили вдребезги, но который и сам постепенно разрушался" (1926, стр. 129).

Сравнение с султанами приводится довольно чисто, когда авторы упоминают "упадок Персии". Говоря о пышности жизни двора во время Ксеркса, Ф. Жюсти пишет: "Повседневная жизнь шаха в античное время была такой же, как и сегодня", и видит поразительную иллюстрацию этой восточной неизменности в существовании гарема и в политической роли женщин: "Женщины играли в мировой истории роль намного более важную, чем мы привыкли считать, и женская половина дома последних Ахеменидов была не просто сценой любовных интриг и кровавых ссор, но также точкой отсчета политических реалий и многочисленных преступлений" (1879, стр. 125-126). Говоря о "жизни гарема" при Ксерксе, он утверждает: "Такова обычная эволюция восточных империй" (стр. 123).

Таким образом, легко понять, что для Нольдеке Дарий был не чем иным, как "одним из ничтожных деспотов, которых так часто порождал Восток". Вслед за Гротом автор сравнивает его с Ксерксом, про которого он пишет, что "его поведение во время войны было обычным поведением восточного деспота". Описание Ксеркса у Роулинсона еще более апокалиптическое:

"Слабый и легко поддающийся влиянию, в моменты страсти и самозабвения подобный ребенку - эгоист, ветреник, хвастун, жестокий, суеверный, беспутный, - он проявляет себя как восточный деспот в наиболее презренной форме... Именно царствованием Ксеркса мы должны датировать упадок империи как с точки зрения территориальных потерь, так и с точки зрения ослабления военной мощи, административного порядка и национального рассудка. С него началась коррупция двора - фатальное зло, которое почти повсюду ослабляет и разрушает восточные династии" (1871, стр. 470-471).

Если Дройзен утверждает, что Дарий был "красивым и серьезным", то почти тут же он добавляет - под видом уточнения - сведения, которые ограничивают восхищение: "Именно таким азиаты любят представлять своего сюзерена". С точки зрения Шахермайер, подобное упоминание, напротив, носит характер комплимента. Он, совсем как Гобино, обрушивался на тлетворное влияние греков, "нации, которой никогда не были присущи разум и благородство" (II, стр. 131), и сожалел, что при Артаксерксе II "иранская нация доминировала скорее, чисто номинально" (II, стр. 300). Шахермайер, адепт "арийской чистоты", был неистово враждебен к "восточным помесям", которые для него означали "дегенерацию". Поэтому провозглашаемое им восхищение Дарием полностью основано на его расистском мировоззрении:

"Нет ничего общего ни с одним из этих персов, перестроившихся на западный, эллинистический манер. Нет ничего удивительного в том, что, став правителем, он остается прежде всего иранским воином, и в его характере добавляется лишь самодовольство восточного паши. Удивительно, до какой степени Дарий, будучи совершенно восточным человеком, старался как можно быстрее приспособиться к условиям западной политики, которая все больше выходила на передний план" (стр. 131).