Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Именно в этом ключе и на этом фоне следует анализировать диалог между Александром и Дарием. Разбитый в сражении, Великий царь опять намеревается взять реванш или просто остановить противника ценой золота вместо того, чтобы встать во главе своих войск. Он действует как один из своих предшественников, против которого хотел недавно выступать Агесилай, "чтобы вынудить его сражаться лицом к лицу" [137] Плутарх. Агесилай 15.1. . Вместо этого спартанский царь был изгнан из царства "лучниками царя", то есть серебряными сиклями и золотыми дариками с изображением лучника, разосланными по Греции с коррупционными целями. Идея довольно прозрачная: Александр не позволяет отклонить себя от намеченной им цели. Напротив, ответы, которые он отправляет Великому царю, говорят достаточно ясно, что если Дарий хочет вернуть царевен и царевича, он сможет это сделать только в результате победы в сражении: как и земли, которые Дарий уже потерял или еще контролирует, царская семья является частью оспариваемой добычи [138] См.: Арриан П. 14.9: agonisai (первое посольство); Квинт Курций IV. 11.21: praemia belli (третье посольство). .

Конечно, портрет Дария не абсолютно отрицателен, так как царь решает в конечном счете сражаться. Но упрек остается: он не решился на этот выбор по своему желанию, а предпочел прекратить войну дипломатическим путем. В результате Дарий был вынужден снова сражаться с противником намного более решительным, чем был он сам: "Услышав этот ответ, Дарий оставил надежду достигнуть соглашения", - пишет Диодор [139] Диодор XVII.55.1. . То же мы видим у Квинта Курция, описывающего Великого царя после провала его второго посольства: "Не преуспев в достижении мира, он начинает активно собирать свои силы и готовиться к войне" [140] Квинт Курций IV.6.1; также: Юстиниан XI. 12.5. . Даже положительно оцененный отказ Дария, противопоставленный требованиям Александра, остается встроенным в оправу из повествовательной и семантической логики, которая демонстрирует малодушие Великого царя, или, во всяком случае, его нерешительность, поскольку в конечном счете предъявляемое ему обвинение состоит в том, чтобы он предпочел тайные подарки и переговоры прямому столкновению лицом к лицу на поле битвы.

Кроме того, именно царевнам авторы приписывают самое решающее осуждение. Если они издают душераздирающие стоны, то это менее всего вызвано страхом смерти, позора или жестокой боли: они убеждены, что их сын, муж и отец погиб в ходе сражения. Они знали это, или верили, что знают, - с этим согласны все авторы, рассказ которых меняется только в деталях. У Квинта Курция носителем дурной вести является "пленный евнух, который случайно остановился перед их палаткой и узнал в руках того, кто его нашел, одежду, от которой Дарий избавился, чтобы ее вид не выдал его: заключив, что одежду сняли с убитого, он принес ложную весть о смерти царя". У Плутарха [141] Александр 21.1. "при виде колесницы и лука царя, они били себя в грудь и рыдали, считая, что он погиб". У Диодора [142] XVII.37.3. царевны бросаются на землю в скорби, когда им сказали, что "Александр бросился в погоню, чтобы привезти останки Дария". Для того чтобы их успокоить, Александр заставляет Леоната сказать им, что он "не привез ничего, кроме оружия и одежды, которые Великий царь оставил в своей колеснице" [143] Арриан II. 12.5. .

Каковой бы ни была версия, постановка выглядит достаточно однозначно. Реакция царевен на очевидную для них смерть царя предполагает, что царь, достойный этого имени, не оставил бы никогда "знаков власти", наоборот, он скорее умер бы, защищая их. Этот вставной эпизод служит для того, чтобы показать существующее трагическое противоречие между образом Великого царя, который представляют себе персидские царевны, и его недостойным образом, выведенным авторами, которые намереваются навязать македонское видение событий, причем оно выдается за фактическую реальность, которую никто не может поставить под сомнение.

Даже образ юного сына Дария использован для того, чтобы выразить немое осуждение его отца. Квинт Курций и Диодор в похожих выражениях описывают сцену, происходившую в палатке персидских женщин, когда Александр и Гефестион пришли уважительно поприветствовать их:

"Александр обнял сына Дария; ребенок, который видел его тогда в первый раз, совсем его не испугался и схватил за шею. Впечатленный неустрашимостью ребенка, он посмотрел на Гефестиона и сказал ему: "Как я хотел бы, чтобы Дарий имел что-то от этого характера!" (III. 12.26)

Диодор высказывается еще яснее: "Александр говорит Гефестиону, что этот шестилетний мальчик выказал мужество, невероятное для своего возраста, и проявил себя более достойным, чем его отец" [144] Диодор XVII.38.2. . Чуть позже еще одна деталь усугубит потрет. Рассказывая о прибытии к Александру третьего посольства Дария, Квинт Курций утверждает, что, озабоченный в первую очередь освобождением матери и двух дочерей, Великий царь предложил своему противнику сохранить взамен возле себя своего сына Оха [145] IV. 11.6. . Дойдя до предложения оставить в руках врага молодого царевича, "которого само рождение предназначало для верховной власти" [146] Квинт Курций IV. 14.22: in spem huius imperii genitum. , Дарий доказывал, что его личные чувства были сильнее, чем долг царя, и он "полностью подтвердил" суждение, высказанное Александром в присутствии мальчика!

Изображение труса, пытающегося задержать час гибели, подпитывается также античными свидетельствами о непрерывном бегстве Дария, прерванном его жалкой смертью в парфянском поселке. Как только опасность делается слишком серьезной, Дарий отступает и бежит, и, что еще хуже, тем самым подает сигнал к беспорядочному бегству всего войска. Этот сюжет повторяется особенно ярко и часто Аррианом, начиная с описания битвы при Иссе:

"Персы не дрогнули до момента, когда узнали, что Дарий бежал... Но с этого момента поражение было явственным и общим... Что касается Дария, то как только Александр обратил его левое крыло в бегство и он понял, что его левое крыло смято, он немедленно развернулся и бежал в арьергард на своей колеснице, в первых рядах беглецов..." (II.11.2,4).

Преследуемый Александром, Дарий по мере бегства освобождается даже от всех знаков царского достоинства:

"Поскольку при бегстве он двигался по довольно ровной местности, то он сумел выбраться с поля боя целым и невредимым на своей колеснице; но, когда на пути начали попадаться овраги и другие неровности поверхности, он оставил колесницу и избавился от своего щита и одежды (kandys); он оставил в колеснице даже свой лук. Затем он снова бросился в бегство верхом, и опустившаяся ночь избавила его от попадания в руки Александра" (II. 11.5).