Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

В области права султан Махмуд ввел фундаментальные новшества. Его правовая система состояла из шариата, священного Божественного закона, который находился вне пределов власти человека, и канунов, которые были эдиктами султана в его роли халифа. Оба вида законов включали в себя средневековое право, которое воздавало каждому человеку по заслугам в интересах порядка и стабильности. Но они не давали ему, в современном понимании, равенства перед законом. Третья концепция — адалет, или справедливость, была введена Махмудом, за что он получил прозвище Адли, «Справедливый». Это был свод законов, отделенный и от Бога, и от правителя. В рамках гражданской сферы, независимо и от шариата, и от канунов, Махмуд сформировал совет для разработки сводов законов на основе нового гражданского права. Эти своды законов определяли критерии ответственности судей и их права в отношении государственных чиновников. В законах закладывались основы правовых процедур, которые должны были применяться к чиновникам в случае служебных проступков, включая суровые наказания за взяточничество и другие формы коррупции. Тем самым впервые вводилась незнакомая ранее концепция, согласно которой чиновники являются государственными служащими, зависящими не от собственной воли султана, как это было раньше, но имеющими ответственность перед законом. Такое законотворчество отражало решимость Махмуда создать для своей администрации новую традицию государственной службы, помимо непосредственных полномочий правительства. По мере продвижения этой работы решение о наказании больше уже не оставалось на усмотрение одного лишь судьи, как это было до сих пор, но должно было устанавливаться, соответственно принятым законам, с акцентом на уголовную ответственность. При этом четко разграничивалось уголовное и гражданское, светское и религиозное, частное и публичное право.

Тем не менее в личной жизни людей, в рамках их социального или семейного института, священный закон ислама и связанные с ним традиции по-прежнему оставались неоспоримыми. Никаких изменений не произошло в законах, касающихся брака и разводов, собственности и прав наследования, статуса женщин и рабов. Здесь религия оставалась основой закона, и султан бессилен ее затронуть. В домашнем кругу люди по-прежнему жили в эпохе Средневековья.

Но в более широком контексте средневековые традиции стали разрушаться. Махмуд II, опередивший на Востоке свое время, стремился найти новый фундамент для суверенитета османов. Он должен был опираться на людей. Его новая централизованная бюрократия с разнообразными делегированными полномочиями была направлена к общественному прогрессу. Отойдя от традиционного порядка и освободившись от тяжести доспехов священной власти, султан больше не был защитником правоверных, а становился просветителем граждан. В рамках великодушного деспотизма Махмуд меньше думал о сохранении своих собственных абсолютных прав, чем о гарантии прав своих подданных, жизненные условия которых он стремился изменить и улучшить.

Всем этим изменениям была присуща потребность в новой концепции образования. Турки в процессе обучения должны были знакомиться с неизвестными им вещами, таким образом ставя под сомнение традиционные знания улемы, которой все было заведомо известно. Кладези традиционных знаний — медресе (религиозные школы) — сохраняли фактическую монополию. Образование, получаемое в них, было ограничено обязанностями человека по отношению к Богу и своим соплеменникам. Более того, знания распространялись главным образом в устной форме, результатом чего стала широко распространенная неграмотность. В 1824 году Махмуд сделал начальное образование обязательным. Но оно по-прежнему оставалось в религиозных рамках, поскольку с передачей шейх-уль-исламу всей ответственности, связанной со священным законом, султан был вынужден исключить эту часть образования из гражданской сферы.

Потребность в высшем образовании как средстве прогресса султан видел в обучении техническим навыкам, что было в первую очередь связано с военным истеблишментом, с созданием новой армии вместо янычар. На этой стадии высшее образование было по своей сути военным образованием. Армия остро нуждалась в новом, образованном, компетентном офицерском корпусе, в котором, если не считать небольшого количества перешедших на османскую службу западных специалистов, имелась серьезная нехватка.

Две школы, морская и армейская, созданные в конце XVIII столетия, были обновлены и поставлены на современную, прочную основу. В 1827 году, несмотря на серьезное противодействие, султан сделал смелый шаг, направив в Париж небольшие группы студентов, тем самым последовав более раннему примеру Мехмеда Али. Из морских и армейских кадетов, распределенных между различными европейскими столицами, формировался авангард следующих поколений турецких студентов, направлявшихся в Европу, чтобы по возвращении сыграть важную роль в современном развитии своей страны. Между тем в преддверии создания постоянно действующей школы для подготовки офицеров Махмуд вводил в военных корпусах учебные части, педагоги которых выбирались из нестроевых офицеров и солдат, а курсанты, пройдя подготовку, сами могли становиться инструкторами для новичков. Так создавались офицерские кадры для турецкой армии следующих поколений.

Со временем, порвав последние связи с традициями янычар, равно как и связи между религиозными и военными кругами, Махмуд основал Школу военных наук, моделью которой стала военная академия Сен-Сир, созданная Наполеоном. Хотя многие из преподавателей Школы военных наук были французами или немцами, она отражала новые армейские традиции, развившиеся внутри государства и имеющие корни в турецком обществе. Школа имела свою собственную прогрессивную систему обучения — интеллектуальную, социальную и политическую, которая должна была нести позитивный вклад в воспитание будущих поколений турок. В это же время, чтобы подготовить барабанщиков и трубачей для военных оркестров, Махмуд учредил императорскую музыкальную школу, в которой работал Доницетти-паша, брат великого итальянского композитора.

Наиболее важным из всего происходящего было открытие государственной школы по подготовке врачей, а затем и хирургов для новой армии. Для гражданского населения врачи по-прежнему готовились под надзором религиозного истеблишмента, в медресе мечети Сулеймание, по программам, отчасти опиравшимся на классическую греческую медицину и отчасти — на труды Галена и Авиценны.

Медицинская академия Махмуда было первой в Турции школой, которая предлагала эквивалент начального и среднего светского образования. В 1838 году после реорганизации она была переведена в Галатасарай, что в Пере, в то время место размещения старой дворцовой школы пажей. Там было несколько европейских учителей, и занятия велись на турецком и французском языках. На церемонии ее открытия султан лично обратился к студентам. Объясняя, что арабский язык как язык медицины давно устарел, он сказал: «Вы будете изучать научную медицину на французском языке… моя цель, преподавая вам французский, не в том, чтобы научить вас владеть этим языком. Она в том, чтобы научить вас научной медицине и постепенно переложить ее на наш собственный язык». Таким образом, изучение медицины на французском языке рассматривалось Махмудом как временная мера, и, действительно, уже через поколение турецкий язык заменил французский в качестве основного языка учебных программ. Иностранные учебные пособия по медицине и другим наукам были переведены турецкими учеными на родной язык. Таким был конец традиционной и начало современной медицины в Турции. В медицинской области школа в Галатасарае бросила вызов средневековой исламской традиции, введя в курс обучения анатомирование и аутопсию. До этого времени, по настоянию улемы, изучение анатомии разрешалось только на восковых муляжах. Теперь же студенты начали изучать анатомию на человеческих трупах — обычно это были трупы рабов-нубийцев, которые можно было приобрести за небольшую плату.