Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Когда Мехмед Али отверг ультиматум, британский флот появился у берегов Сирии. В двух последовавших одна за другой операциях он подверг обстрелу и разрушил форты Бейрута и Акры, затем высадил войска, которые с помощью арабов, восставших против жестокого деспотизма Мехмеда Али, разбили египетские оккупационные армии. Это вызвало ярость французов, которые дошли до того, что стали угрожать англичанам войной. Но, как отметил Луи-Филипп, между угрозой войны и самой войной имеется очень большая разница. Британский флот под командованием адмирала Нейпира пришел в Александрию, угрожая подвергнуть город обстрелу. На это Мехмед Али, опасаясь повторения судьбы Акры, ответил согласием начать переговоры. Он вернул султану флот. Он получил официальное подтверждение своего поста наследственного паши Египта, возобновив выплату дани султану и согласившись сократить размеры своей армии. Мехмед Али ушел из Сирии, которая вместе с Критом была возвращена под прямое правление Порты.

В 1841 году в Лондоне была подписана конвенция, согласно которой державы, на этот раз включая Францию, официально признали Дарданеллы и Босфор турецкими водами, которые в мирное время должны быть закрыты для прохода иностранных военных кораблей. Как ни выгодно было это соглашение для Турции, оно по-прежнему противоречило ее предыдущим преференциальным обязательствам в отношении России, принятым в 1831 году, последствия которых оказались судьбоносными уже через двенадцать лет.

Но султану Махмуду не было суждено увидеть ни унизительного поражения от рук собственного вассала, ни последующего, более обнадеживающего исхода. Он скончался 1 июля 1839 года. Султан Махмуд по достоинству занимает место среди величайших султанов. В отличие от предшественников он не был военным лидером. Не был особенно искусным и в дипломатии. Османская империя под его правлением непрерывно сокращалась. Но внутри страны, благодаря его способностям правителя и проницательному планированию будущего, империя начала постепенно выходить из состояния упадка, сбросив оковы жесткого, реакционного порядка, чтобы медленно двинуться вперед в направлении современного, более либерального государства.

Трон Махмуда наследовал его шестнадцатилетний сын Абдул Меджид.

Если султан Абдул Меджид и не унаследовал больших способностей своего отца, он, по крайней мере, продемонстрировал добрые намерения. Еще молодым человеком он жаждал следовать примеру Махмуда, жить по его заповедям и довести реформы до конца. Имея очень мягкие манеры и хрупкое телосложение и даже заслужив прозвище Нежнейший из султанов, он тем не менее был вдумчивым и серьезным юношей. По словам британского посла Стрэтфорда Каннинга, который с самого начала видел в нем своего «царственного» ученика, Абдул Меджид имел «добрый нрав, здравый ум, ясное чувство ответственности, достоинство без гордыни и даже гуманизм, который редко — если это вообще когда-либо случалось — проявляли его предки. Склад ума располагал его к реформам, проводимым на основе мягких и либеральных принципов. У него не было достаточно энергии, чтобы дать жизнь подобным мерам, но он был рад санкционировать и продвигать уже существующие». У Стрэтфода Каннинга сложились теплые, дружеские отношения с юным султаном, необычные для посла и суверена, и британский посол с самого начала имел необычное влияние на его политику.

С ранней юности большое влияние на султана, а значит, на дела империи имела его мать, султанша Валиде, черкешенка по происхождению — женщина несгибаемого характера. Не имея достаточного опыта, чтобы править самостоятельно, Абдул Меджид нуждался в поддержке, в надежных, верных советниках. Однажды он признался Стрэтфорду, что был бы уверен в успехе, если бы нашел десяток пашей, которым мог бы доверять. Поэтому он качался то в одну сторону, то в другую, под влиянием сменявших друг друга конфликтующих визирей. Самым выдающимся из них в начале его правления был Мустафа Реджид-паша, дипломат, который заработал себе репутацию, будучи послом Порты в Париже и на других видных постах. Когда скончался Махмуд, он находился со специальной миссией в Лондоне, как министр иностранных дел. Быстро вернувшись, Реджид поставил перед собой задачу доказать европейским державам — в то время, когда на Западе снова возродились идеи революции и реформ, что Османская империя сможет создать современную систему управления.

Он составил проект реформаторского декрета — с оглядкой на европейское мнение, — который был, по сути, завещанием Махмуда II. 3 ноября 1839 года, в павильоне Большого сераля, раньше использовавшегося главным кондитером для приготовления сладостей из розовых лепестков и потому названного «Домом роз», декрет был театрально объявлен перед собранием иностранных дипломатов (никогда раньше не приглашавшихся на подобную церемонию) и турецких официальных лиц в присутствии Абдул Меджида. Он вошел в историю как гюльханейский хатт-и-шериф. Это был первый из подобных инструментов, впоследствии ставших известными как Танзимат (упорядочение, уложение).

Став самым ранним конституционным документом в исламской истории, он был, в сущности, хартией юридических, социальных и политических прав, Magna Carta для подданных империи, и его основные заповеди и последующие решения в совете султан лично поклялся соблюдать. Здесь, выкристаллизовавшись и получив определенную форму, было воплощение тех планов и идей, которые оформлялись в последние годы правления Махмуда. Теперь они должны были служить органичной основой нового османского режима. Все это, со всеми помехами и неурядицами, должно было развиваться в течение двух следующих десятилетий. Танзимат гарантировал свободу и безопасность жизни, чести и собственности; определял официальный метод оценки и сбора налогов и ликвидацию откупа налогов, а также официальный метод установления воинской повинности и призыва в вооруженные силы, справедливое публичное судебное разбирательство и отсутствие наказания без судебного решения.

Совещательным советам султана, рассматривающим такие вопросы, были даны квазизаконодательные полномочия; они были увеличены, включив министров и имперскую знать. Высшим из них был Совет правосудия, организованный и увеличенный в 1840 году, чтобы играть центральную роль на протяжении всего периода действия Танзимата. Члены совета могли свободно выражать свое мнение, и султан обязывался одобрять решение большинства. В своих декретах он следовал и воздерживался от нарушения законов, установленных согласно хартии. Это подразумевало, теоретически, ограничение абсолютной власти суверена, делая его «топ-менеджером», обязанным исполнять законы, разработанные другими, и, таким образом, ограничение прерогатив, присущих средневековой концепции абсолютной власти. Но хартия не была документом конституционной реформы, закладывающим новую систему отношений между правителем и народом. Ее положения не доходили до народного представительства. Члены совета не избирались, а выбирались и назначались лично султаном, и их действия зависели от его воли при посредстве законной процедуры его ратификации. Так что его абсолютная суверенная власть на практике осталась неприкосновенной.