Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Но Грей первоначально активно поддержал конституционную революцию младотурок, несмотря на свои собственные опасения относительно ее возможного примера для британских мусульманских подданных в Египте и Индии. При этом, скорее чтобы не вызывать антагонизма двух своих союзников с их соответствующими турецкими интересами: России — в проливах, Франции — в Сирии и Леванте, Грей старался избегать ненужного вмешательства Британии на основе «наиболее благоприятствуемой нации». В результате его политики новый режим стал отчетливо пробританским, почитая Британию как «мать парламентов» и оперативно реагируя на советы англичан.

Тем не менее британская политика оставалась политикой благожелательного, но холодного нейтралитета. В ноябре 1908 года младотурки послали двух высокопоставленных эмиссаров в Лондон с предложением англо-турецкого союза, к которому, по их мнению, могла присоединиться и Франция. Грей ответил выражением доброй воли британского правительства и предложениями британских советников, которые действительно появились в нескольких министерствах. Но он настоял, что политика Британии должна быть свободной от союзов.

Аналогичная попытка была предпринята в июле 1909 года, после контрреволюции, через турецкую парламентскую делегацию, желающую уравновесить германское влияние. После поражения Турции в Первой Балканской войне «больной человек Европы» был, очевидно, мертв и, как таковой, не подлежал спасению. На Лондонской конференции Грей довел до сведения турецкой делегации малоприятный факт: если младотурки не смогли сохранить Турцию в Европе, никакая другая страна не имеет достаточных мотивов, чтобы сохранять ее для них.

Теперь глаза западных держав были устремлены на саму Европу, на тот новый балканский блок, который сменил Европейскую Турцию и сам по себе должен поддерживаться, в турецких интересах или нет, чтобы сдержать любую угрозу со стороны центральных держав. Таким образом, младотурки убедились, что не могут ожидать западного вмешательства для их спасения, если не могут спасти себя сами. Вместе с тем, хотя они были ослабленными и неплатежеспособными, изолированными и оставленными на милость агрессивных соседей, они видели, что их выживание, как никогда ранее, зависело от защиты и поддержки великой державы.

В июне 1913 года великий визирь Тевфик-паша снова поставил перед Греем вопрос англо-турецкого союза. И снова он был отвергнут на том основании, что, по словам британского посла сэра Люиса Маллета, «союз с Турцией в теперешних обстоятельствах объединит Европу против нас и станет источником слабости и опасности для нас самих и для Турции». Если бы это подразумевало, как предлагал Тевфик, какую-то степень понимания с Тройственным согласием в целом, это было бы воспринято Германией, Австрией и Италией как вызов со стороны Тройственного согласия Тройственному союзу. «Мы одни, — писал Грей, — определенно не сможем поставить Турцию на ноги: когда ее страхи уменьшатся, она станет сопротивляться попыткам реформ и натравливать одну державу на другую, если мы все не будем едины».

Турция, по его мнению, теперь была «больным человеком Азии», и европейские державы должны объединять свои усилия в его азиатских владениях, как раньше в Европе, в своих взаимных интересах. В течение 1913 года Британия, Германия, Австрия, Франция и Италия, без России, вели переговоры с турками и друг с другом, результатом которых могло стать появление в Азиатской Турции зон экономического влияния — это могло привести, если бы планы воплотились в жизнь, к политическому разделу Азиатской Турции, как уже произошло с Европейской. Самым главным результатом, с приближением августа 1914 года, стало подписание удовлетворительного англо-германского соглашения относительно Багдадской железной дороги. Германия сохраняла право ее эксплуатировать, со всеми сопутствующими экономическими последствиями, в Анатолии и Киликии. Но было решено, что она не продвинется дальше запланированного конечного пункта в Басре. Так были сохранены британские имперские интересы в речных долинах Месопотамии и в Персидском заливе.

Но пока подобного соглашения не обсуждалось относительно более важного канала между Азией и Европой. Россия, со своей стороны, была озабочена угрозой проливам в случае войны, которая стала более значимой для Британии и России, теперь союзников, чем это было в прошлом, когда они оставались противоборствующими сторонами. Здесь, по мнению России, главная опасность исходила от Германии. Но эту опасность Британия, надеявшаяся на турецкий нейтралитет, даже не пыталась предотвратить — ну, или почти не пыталась.

В Стамбуле Германия укрепляла свою власть и престиж через посла, барона фон Вангенхайма, который теперь занимал ведущее положение в дипломатии, как фон Сандерс главенствовал на военной сцене. Его новый ранг фельдмаршала и генерального инспектора действительно давал ему более широкие полномочия, чем раньше, и побуждал его претендовать, как и самого посла, на положение «личного представителя» кайзера. Становилось все более очевидно, что Германия со временем планирует захватить контроль над проливами, которые были, как и раньше, ключом к восточному вопросу. Создалась ситуация, требовавшая более смелой дипломатической конфронтации с Германией в интересах Турции, чем Британия, сверхосторожная в своей дипломатии и излишне уверенная в нейтралитете Турции, была готова поддержать.

Но если действия Британии склонялись к негативным, действия России были активно позитивными. Весной 1914 года российский посол в Стамбуле, которого твердо поддерживал Сазонов в Санкт-Петербурге, обсудил с турецкими министрами предложения по заключению соглашения между Россией и Турцией, которое решило бы проблему проливов в интересах обеих стран. Россия обеспечит Турции защиту, которая ей необходима. В случае войны Турция, как союзница России, закроет проливы для всех враждебных стран. В случае победы (как это было уточнено впоследствии) Турция получала германские концессии в Азии и гарантию своих границ.

Предложения русских были с восторгом встречены Талаатом, который в мае 1914 года отправился в Санкт-Петербург, чтобы предложить официальный русско-турецкий союз. В следующем месяце Джемаль поехал в Париж, где предложил, как более эффективный, союз со всеми тремя державами Тройственного согласия. Он получил весьма осторожный ответ, который, по сути, был завуалированным отказом, что все должно зависеть от согласия между ними и Франция не может проявить такую инициативу. На самом деле никакого соглашения так и не появилось. Французы отвергли немедленные территориальные гарантии, которых требовали турки, за счет Балканских государств. Англичане согласились с ними, продолжая настаивать на политике турецкого нейтралитета и оптимистично надеясь, что она будет принята, как отвечающая интересам Турции.