Святослав Сахарнов - Шляпа императора. Сатирическая история человечества в 100 новеллах

— Оно, может, и жалко мне их, — объяснял царь, если кто нибудь из опричников по пьянке заводил разговор на эту деликатную тему, — да ты пойми, дурья голова, помру, сколько претендентов объявится? Поди разберись с ними. Охо-хо, и все самому делать надо, вам, обормотам, разве такое доверишь?

Но самый крупный вклад он внес, несомненно, в дело выбора невест. Был женат семь раз, да еще пытался в старости подъехать с предложением к английской королеве Елизавете.

— Как есть пошлая девица, — жаловался потом царь послу Писемскому, — не хочет иностранка. Не личусь я ей. А раныие-то, бывало, как славно!

Да, когда Иван был помоложе, невесту ему выбирали по конкурсу. В одном случае ко двору свезли 1500 девок.

Девки, тугие на ощупь

— На вид-то они все ничего, да пощупать надо, чтобы тугая была, румяна тоже обман, — беспокоился царь. — Мне ведь не просто так для баловства, мне род надо продолжать.

Пощупав и отмыв румяна, выбрали Марфу Собакину. Та с испугу умерла. Пришлось проводить дополнительные два тура.

Когда через 360 лет гроб Собакиной вскрыли, Марфа лежала, не тронутая тлением. «Уж не подсыпали ли ей яду?» — задумались ученые.

Это сейчас конкурсы красоты кончаются обмороками.

Дон Мигель Сервантес де Сааведра, прежде чем приступить к написанию очередного романа, решил заручиться хорошим художником. Он обратился с письмом к Гюставу Доре.

Дон-Кихот Гюстава Доре

— Помилуйте, за честь почту! — откликнулся тот. — Всю жизнь мечтал сделать с вами книгу. Особенно о рыцарях. Знаете — шпоры там разные, арбалеты, наплечники…

Через неделю он позвонил Сааведре.

— Рисунки готовы, — сообщил маэстро, — можете смотреть. Учтите, издательство отпустило на книгу 20 печатных листов. Я занял рисунками восемь. Так что укладывайтесь в двенадцать.

Нелегкое издательское дело

— Как готовы? — заметался писатель. — Я еще только текст вчерне набросал, Росинанта придумал, а вы уже…

Но мастер оформления был неумолим.

Телефон звонил каждый день.

— В третьей главе убрал одну мельницу, — сообщал Доре. — В последней добавил виньетку. Начальную фразу книги сократите до 70 знаков.

Сервантес жил на валидоле.

— На форзаце нарисовал медный тазик, — информировал Гюстав. — Знаете, такой — брить бороду? Введите в сюжет. И, вероятно, придется снять сцену со львами: клетка плохо смотрится.

Над Севильей, плача, пролетали дикие гуси.

Когда осел вез рукопись в типографию, дона Мигеля уже не было. Он умер, подогнув ноги. Дизайнер, который планировал ему склеп, был тоже творцом — сделал могилу в виде буквы «Г».

Говорят, что этот рассказ — сплошной вымысел: Доре жил после Сервантеса триста лет спустя, — но взаимоотношения оформителя и автора тут отражены правильно.

Рассказ показался нам удобной ступенькой, чтобы незаметно перейти от мрачного Средневековья к радостному и веселому Новому времени. Ведь то, что мы написали о Сервантесе и Доре, сейчас происходит то и дело в литературе, театре, в музыке.

— Передайте своему Баху, что пиччикато в его фуге я играть не буду. Может жаловаться куда угодно. Я слышу эту вещь по своему, — говорит в телефонную трубку солист, поглаживая любимую скрипку.

— Какое мне дело, что у Островского этот вьюноша на сцене в штанах? Штаны снять, артиста поставить спиной к публике, купчихе все время заходить со стороны кулисы и посматривать на его срам. Когда мы живем? Двадцатый век! Киношники что только уже не ухитрились показать, вчера на просмотре я у них соитие на мясорубке видел, а мы все плетемся в хвосте… — Постановщик спектакля свирепеет.

Век оформителей, исполнителей и интерпретаторов… Ночью придите на кладбище, прислушайтесь. Стон и хруст. Это переворачиваются в гробах авторы пьес, романов и симфоний.

Наступило Новое время.

Авдотья Лопухина была первой женой Петра. Когда ее выдали замуж, ей не было и шестнадцати. Через два года царь решил, что жена уже стара.

— Государству нужна молодая кровь, — объяснил он приближенным и сблизился с Анной Моне, которая была года на три старше.

Не в трех годах дело. Авдотью заточили в монастырь.

По келье, где сидела царственная монахиня, шныряли крысы, от каменных стен леденела простыня. Караульный офицер Глебов поднес царице меховую полсть.

Авдотья влюбилась.

«Лапушка мой, когда дождусь я тебя?» — писала она в письмах Глебову. Аккуратный офицер на каждом письме ставил пометку: «От царицы Авдотьи».

Как-то среди пиров и военных кампаний Петр вспомнил о заточенной супруге.

Посланные лазутчики раздобыли письма.

Царицу били батогами, а Глебова, переломав ему кости, посадили на кол. Стояла зима, и казнимого, чтобы не замерз, одели в козий тулуп.

Анна Моне тоже сошла, на горизонте маячила Анна Скавронская: государству по-прежнему надобилась молодая горячая кровь…

Надо сказать, что с родственниками Петру вообще не везло.

Например, сын Алексей долго жил в Италии.

— Обленится, растеряет деловые качества, — беспокоился государь.

Бояре сидят в очереди к цирюльнику

И тут были посланы лазутчики и те обманом привезли царевича с женой в Россию.

— Как-то неладно получилось, — сообразил отец, — собственное дитя, аки татя, в повозке через всю Европу приволокли. Надо ему для порядка обвинение какое нибудь выставить, что ли. Под стражей подержать.

Царевичу предъявили обвинение в государственной измене и казнили.

— Ведь вот какая петрушка получается! — удивился император. — Стоит замахнуться… Охо-хо! Что там у нас на очереди?

Памятник Петру Первому

На очереди была война со шведами, поход на Хиву, открытие пролива между Азией и Америкой, бритье бород и введение декольте у дам.

Разве тут до своих детей!

Однажды мадам де Помпадур прибежала к своему Людовику и потребовала, чтобы он казнил кавалера д'Аронвиля.