Хью Томас - Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.

Отдел министерства иностранных дел пытался выяснить местопребывание еще двух людей и проверить их. И это обстоятельство даже теперь вызывает интерес. Первый человек был известен как ЕД, удостоверение личности № 1361642, — номер, который, по версии Фараго, имел скрывающийся Борман Второй человек, которого они искали, был ЭГ, или Элиазер Гольдштейн, — фальшивое имя, используемое, как предполагалось, Борманом.

Записи другой деятельности отдела министерства иностранных дел, упоминаемые среди документов Фараго, по-видимому, исчезли в 1972 году. Полиция вынуждена была в 1992 году признать, что они исчезли неизвестно каким образом.

Можно прийти к вполне разумным выводам, даже если они недоказуемы.

Первый вывод заключается в том, что в 1972 году Веласко лгал: он имел покровителей на самом верху, и это покровительство было ему обеспечено до тех пор, пока существовал режим.

Мы не знаем, почему он лгал, ради кого он лгал, как не знаем и масштабов этой лжи. Но мы знаем, что он был замешан в предоставлении Ладиславу Фараго ряда фальшивых документов, которые одурачили самых опытных следователей. Веласко был также замешан в передаче Фараго фотографии, на которой был снят он и похожий на Бормана Николас Сири, и тем самым стал инструментом обмана. Весьма маловероятно, что высокопоставленный офицер разведки тридцати шести лет мог в течение 12 лет дружить с 54-летним школьным учителем. Гораздо более вероятно, что было известно, что Сири похож на Бормана, и потому его убедили принять участие в маловероятной истории с фотографированием в кафе.

Второй вывод сводится к тому, что весьма вероятно, что Фараго был обманут Веласко и «Стембергом», действовавшим сообща. Чего мы опять-таки не знаем, это, оказывалось ли покровительство высоких сфер, которым, безусловно, пользовался Веласко и, возможно, Стемберг, вопреки или благодаря их действиям. В случае с Веласко ясно, что покровительство это было достаточно могущественным, чтобы противостоять позднейшим расследованиям отдела министерства иностранных дел.

Третья возможность, какую можно допустить, относится к той заботе, которую проявил этот отдел министерства в отношении неприкосновенности своих архивов и характера хранившихся в них документов. В 1972 году была установлена потеря документов, содержание и достоверность которых, весьма вероятно, касались предполагаемых подделок как предупреждения против дальнейших расследований обладателей (ЭД или ЭГ) по поводу их подлинных удостоверений личности и псевдонимов, упоминаемых Фараго. Эту утрату документов можно было бы проследить путем сравнения показаний или пользуясь воспоминаниями сотрудников архива или агентов. Такое расследование, возможно, подтолкнуло бы нас к выводу, что утраченные документы действительно касались Бормана.

Мы знаем, что один из документов, представленных Фараго, был переводом на испанский язык статьи из «Шпигеля», а чтобы он выглядел официально, его снабдили печатями. Однако лучший способ обмануть офицера разведки, привыкшего изучать документы абвера и тому подобные материалы, — это включить в фальшивку какой-нибудь подлинный документ. В результате запутывается все.

Подводя итоги, можно сказать, что разоблачения 1992 года в Буэнос-Айресе показывают, что Ладислава Фараго подставили совершенно сознательно либо как часть дезинформационного замысла, либо просто как орудие хитрого заговора агентов аргентинской разведки, но ясно, что часть переданной им информации была подлинной, как это явствует из последующих акций аргентинского министерства иностранных дел.

Архивные документы показывают, что последняя акция, предпринятая аргентинской полицией в отношении Бормана, была предпринята 28 августа 1990 рода, когда в Интерпол направили досье Бормана с перечнем деталей предпринятых ранее акций. Эта передача состоялась через семнадцать дет после того, как западногерманское правительство официально объявило о том, что Борман мертв, — факт, в отношении которого аргентинцы были вполне уверены. Вопрос, который следует задать, заключается вот в чем: почему в 90-х годах полиция побеспокоилась передать эти материалы? Этот вопрос предстоит еще решить.

Досье Бормана заканчивается словами: «Как предполагается всеми предыдущими расследованиями, до настоящего момента нет информации, которая позволила бы хоть с какой-то уверенностью утверждать, что Б (Борман) когда-либо приезжал в нашу страну и что он проживает в ней, а также полагать, что он все еще жив».

Это весьма интересное заявление, выданное в 1973 году в Западной Германии по поводу смерти Бормана. Стоит вернуться и проверить основу этого заявления, опиравшегося, как утверждают, на подложных свидетельствах.

В саге о Бормане имя Йохена фон Ланга маячит на заднем плане, потому что его горячее желание доказать, что Борман умер в 1945 году в Берлине, вызывает больше вопросов, нежели ответов.

В 1945 году фон Ланга был молодым человеком, едва достигшим 20 лет, служившим в Берлине в Гитлерюнгенде, подчиняясь непосредственно Аксману. В обязанности Ланга входило находиться в группе беглецов сразу за спиной своего вождя. Показания Аксмана были единственными «заслуживающими доверия», на которые опирались западные историки до того, как начали возвращаться из советского плена обитатели бункера. Аксман свидетельствовал, что в мае 1945 года он видел труп Бормана, лежавший рядом с трупом эсэсовского врача Людвига Штумпфеггера на подступах к мосту Лертер, когда сам Аксман пытался бежать.

11 сентября 1962 года Аксман, побуждаемый к тому фон Лангом, дал свидетельские показания Йоахиму Рихтеру, молодому юристу, работавшему в офисе прокурора Франкфурта доктора Фрица Бауэра, Такой шаг мог показаться необходимым благодаря свидетельствам других, кого расспрашивал Хью Тревор-Ропер, — свидетельствам, которые заставили Тревор-Ропера изменить свое мнение насчет вероятного завещания Бормана и вызвали предположение, что Аксман отказался от своих прошлых показаний. В объяснениях Тревор-Ропера, данных в 1971 году судье Хорсту фон Глезенапу, который проводил сравнение показаний по делу Бормана, была добавлена сноска к примечанию, сделанному в 1947 году: «Я слышал, что Аксман (позднее) изменил свои показания. Я не исключаю такой возможности, что он придумал свою историю для того, чтобы скрыть следы Бормана».

Но какова судьба доктора Штумпфеггера, человека, который якобы был найден мертвым рядом с Борманом? 14 августа 1945 года жена Штумпфеггера Гертруда получила в санатории в Хохенлихене письмо. Оно было подписано человеком, назвавшим себя Берндтом и утверждавшим, что он почтмейстер со станции Лертер. В письме было написано: