Миньона Яновская - Тайны, догадки, прозрения [Из истории физиологии]

Но к использованию вживленных электродов пришли не сразу. Сперва через отверстие в черепе и в стереотаксическом аппарате вводили одномоментно полую иглу или нейлоновую канюлю, и больной участок мозга выключали электрическим током, 96-градусным спиртом, холодом или ультразвуком. Так лечили — и сейчас лечат — тяжелое прогрессирующее заболевание, именуемое «паркинсонизмом». Никаким другим методам, кроме хирургического проникновения в глубокие структуры мозга, болезнь не поддавалась, и изнурительное дрожание рук и ног, головы и мышц лица, невозможность самостоятельно поднести ложку ко рту, а часто и невнятность речи — все это приводило человека к тяжелой и безнадежной инвалидности.

После операции аппарат снимался с черепа, игла или канюля извлекалась, кожа зашивалась, и голову, как и положено после каждой операции, забинтовывали. Ничто не оставалось внутри.

Но… однократного воздействия на определенный очаг в мозге, которое применяется при паркинсоновой болезни (надо сказать, далеко не всегда с успехом), coвершенно недостаточно при других видах гиперкинезоз самого различного, часто неизвестного происхождения.

Гиперкинезы — это обширная группа двигательных расстройств, зависящих и от органических поражений, и от нарушения функций мозга. Чрезмерные непроизвольные движения, мучительные для человека, ненормальная напряженность некоторых мышц, нарушение психики — часто не поддаются никаким видам лечения. Чтобы освободить от них больного, нужно каким-то образом избавиться от очагов, повинных в болезни. Но как это сделать в тех случаях, когда неизвестен их точный адрес?

Одних теоретических расчетов по стереотаксическому методу здесь недостаточно. Надо обнаружить и обследовать область болезненных нарушений, предельно точно установить пути, к ним ведущие. Малейшее, подчас микроскопическое отклонение чревато самыми печальными последствиями.

В конце сороковых годов нашего века за рубежом начали применять для этой цели надолго вживленные в глубокие структуры мозга золотые электроды. У нас «золотой ключик» долго находился под запретом.

Необычный метод вызывал опасения — как оставлять проволоки в мозгу человека! Это негуманно, это жестоко! Человек не может быть объектом экспериментов — врач имеет право только лечить больного, место для экспериментов — лаборатория, а не клиника…

Но ведь электроды как раз лечили!..

Наталья Петровна Бехтерева — она первая в нашей стране нарушила запрет — объяснила мне, что предубеждение наших медиков против нового метода было небезосновательным: за рубежом вживленными электродами действительно пользовались не только для диагностики и лечения, но и для экспериментов, которые нелегко оправдать. Но, к сожалению, это же предубеждение позволило по существу весьма негуманно распорядиться судьбой многих тяжелых больных, закрыв перед ними возможность помощи.

Да, верно, любое хирургическое вмешательство должно использоваться исключительно в интересах больного, когда никакое другое лечение не дает эффекта, и использоваться с учетом всех возможных противопоказаний. Да, в интересах науки, но не в интересах данного больного ни один метод не может быть использован. «Какое бы ни было „экспериментирование“ на человеке абсолютно недопустимо. Обязательный и иногда ведущий участник использования указанных методов (вживленных электродов. — М. Я. ) у больного — физиолог, осуществляющий и направляющий сложный комплекс фармакологических или электрических диагностических и лечебных воздействий, всегда должен мысленно представить себя (или очень близкого человека!) на месте больного, доверившего ему свое здоровье и свою жизнь».

«Мысленно представить себя на месте больного». Потому-то Бехтерева и решилась и считала себя вправе решиться!

И еще потому, что «…в то же самое время организация исследований именно у больного человека должна быть такой, чтобы ничто, имеющее значение для данного больного, для других, в том числе и подобных больных, и интересов науки в целом, не было упущено… Исследование каждого такого больного при правильной организации наблюдения может дать исключительно много для понимания сущности болезненного процесса, а также механизмов функционирования мозга человека».

…Если бы можно было определить одним словом характер и сущность человека, то применительно к Бехтеревой я бы назвала слово: «гуманность». Красивая и молодая женщина (если учесть, сколько она успела сделать для науки, следовало бы сказать: очень молодая), теперь уже академик, но всегда прежде всего врач, она не просто любит людей, — она существует для них. Это не громкие слова — мне не найти более скромных, когда я говорю о Бехтеревой. Нет для нее жизни без науки; и нет для нее науки без человека.

Возможно, сейчас уместно бы вспомнить ее знаменитого деда — Владимира Михайловича Бехтерева, выдающегося русского ученого и гуманиста. Но о нем нельзя сказать всего несколько строк — о нем следует писать отдельную книгу. Я же упоминаю его имя только в том смысле, а не передался ли его гуманизм по наследству Наталье Петровне? Разумеется, это не всерьез, всерьез можно было бы говорить о воспитании — но Наталье Петровне и трех лет от роду не было, когда умер Владимир Михайлович. Что касается ее сознательной жизни, то как раз много далеко не гуманного пришлось ей пережить. Впрочем, нет нужды вдаваться в исследования — бывает ли подобная черта характера врожденной или она формируется средой, быть может, как раз в противовес пережитому… Н. П. Бехтерева такова, как она есть, потому что она прежде всего человек.

…Первая в Советском Союзе операция введения в мозг человека, больного тяжелым гиперкинезом, долгосрочных золотых электродов, состоялась в 1962 году, в Ленинградском нейрохирургическом институте им. А. Л. Поленова, где работала тогда Бехтерева.

Старая как мир истина: кто дерзает, тот и достигает — получила свое подтверждение.

У изголовья операционного стола, уже в маске и резиновых перчатках, стоит нейрохирург Антонина Николаевна Орлова-Бондарчук. У окна Н. П. Бехтерева о чем-то тихо разговаривает с физиком К. В. Грачевым. Тут же в комнате нейропсихолог В. М. Смирнов, хирург С. Л. Яцук — он будет ассистировать. Последние приготовления закончены, разговоры тоже; на голове у лежащей на столе больной закреплен стереотаксический аппарат — дыра в черепе просверлена. Сейчас начнется собственно операция.

Волнуются ли они, все те, кто находится в операционной? Большие яркие глаза Орловой напряженно смотрят на шкалу аппарата. У Бехтеревой лицо, как маска, ничто не дрогнет на нем. Впрочем, никчемный вопрос, конечно, волнуются: ведь первая, и для них самих, и в их институте, и во всей нашей стране.