Миньона Яновская - Тайны, догадки, прозрения [Из истории физиологии]

Я присутствовала на совещании отдела, когда инженер В. В. Усов предложил использовать для расчетов электронно-вычислительную машину. Предложение — гениальное по своей простоте, однако никто до Усова не подумал о нем, ни у нас, ни за рубежом. Тогда, правда, и сами ЭВМ были внове, и заполучить их было непросто, и устанавливать надо было с умом и удобством, и программирование продумать; еще надо было врачам овладеть второй специальностью.

Они и это одолели — у меня всегда было впечатление, что для Натальи Петровны и всего ее коллектива не существует неодолимых препятствий…

Сразу на несколько часов ускорились операции, и пациенты больше не просили: «Потерпите, доктор!».

Мне повезло — я видела одно из чудес, которые случаются во время хирургических вмешательств с помощью вживленных электродов. Я помню руки Орловой, когда ожидали окончания математических расчетов — крепкие, требующие работы руки, поникшие от вынужденного безделья.

Не только человеку со стороны — самим врачам не забыть таких мгновений! Едва один из электродов вошел в намеченное ядро, как в ту же секунду прекратилось дрожание больного, и каменно-напряженная рука его блаженно разогнулась. Нежданное чудо! Так вот сразу не только попасть в микроскопичную клеточку мозга, но и тут же уничтожить ее — не часто случаются подобные радости. Как весело было на душе у всех, когда уходили из клиники, легко и весело, словно и не стояли они девять часов без отдыха, словно не было тревог и напряжения — словно с праздника возвращались домой.

Я бывала в палатах и видела людей с головой, «полной золота». Они привыкли к своему странному убору; жили, как все, ели, как все, и даже спать им не мешали «платформочки» с электродами.

И в кабинете нейропсихолога я тоже бывала, когда он обследовал вновь поступивших больных, чтобы уточнить состояние их психики, степень ее патологии.

…Вот уже полчаса как Владимир Михайлович Смирнов тщетно пытается втянуть больную девушку в несложную беседу. Девушке трудно, она либо не реагирует на вопросы, либо невнятно и невпопад отвечает. Иной раз посреди примитивной фразы замолкает и не может продолжать — слова никак не выстраиваются в нужный ряд, речь затрудненная.

Владимир Михайлович показывает картинки.

— Что это?

— Дом.

— А это?

— Стул.

— А здесь?

Больная молчит. В глазах страдание — она пытается вспомнить. Она сидит в неудобной позе, все мышцы напряжены, движения скованы, а левая рука и нога непрерывно дрожат.

На картинке бабочка — для девушки это сложно. Врач продолжает:

— А теперь, скажите мне, правильна ли по смыслу фраза: «Солнце освещается Землей»?

Девушка молчит. Она ничего не поняла.

Смирнов отпускает ее, и она привычно бредет в палату, неровной, характерной походкой.

Апатичная, с отсутствующим взглядом, часами, днями сидит она на кровати — и молчит. Иногда вдруг заговаривает, и всегда это слова о смерти, о том, что пора кончать…

Были за долгие годы болезни и у нее просветления и взлеты надежды: она лежала во многих больницах, лечилась у многих врачей: однажды ей даже делали операцию на мозге, и после нее наступило улучшение. Увы, всего на три дня. Особая форма эпилепсии, от которой страдала девушка, неуклонно прогрессировала.

И случилось необыкновенное.

Электрическим током ей разрушили определенный участок мозга, как это делается у других больных. Но результаты оказались совершенно неожиданными. В какой-то мере, они даже разочаровали: лицо девушки перестало дергаться, но дрожание руки и ноги только ослабло. По-видимому, поражен был не один участок мозга. Но психика! Девушку как бы подменили. Прежде всего вернулся дар речи; оказалось, что эта вялая, находившаяся в состоянии непреодолимой депрессии больная — веселая и милая собеседница, приятный и умный человек; что голос у нее звонкий и красивый; что она вполне полноценна психически. Все на свете стало ей интересным, она жадно накинулась на книги и газеты; она поверила в медицину, в своих врачей, уверенно говорила, что при следующей операции ее вылечат окончательно.

Вскоре она уехала на родину, где и стала работать на прежней работе.

Что же тут произошло? Ведь операцию производили в глубине мозга, а речью «заведует» кора больших полушарий. Как случилось, что, пытаясь излечить двигательные нарушения, изменили психику человека?

Очевидно, метод вживленных электродов вносит какие-то изменения в корково-подкорковые связи, определяющие поведение, настроение, отношение человека к внешнему миру — психическое состояние личности.

Тогда, десять лет назад, Владимир Михайлович Смирнов, восстанавливая разрушенные болезнью навыки, переучивал людей, подвергшихся операции, воспринимать мир. Спрашивая у излеченного или подлеченного пациента — что вы видите на этой картинке? — он выяснял, какие участки «узнавания» пришли в норму, а какие еще «больны».

Чтобы излечить от гиперкинезов вживленными электродами, разрушают какой-то маленький участок клеток; причем совершенно необязательно, чтобы именно эти клетки были «больны» — нет, они могут, и чаще всего бывают, только звеном в цепи, где нарушена правильная деятельность. Разорвав цепь, «убив» одно из звеньев, ослабляют — или устраняют — гиперкинезы и одновременно налаживают психическую деятельность.

И вдруг — именно «вдруг» — оказалось, что можно и не разрушать звено — можно его только лечить. И вылечить — не убивая. Раздражающей дозой электрического тока, которая стимулирует какую-то из глубоких структур мозга.

То, что проделал недавно В. М. Смирнов — он докладывал об этом летом 1972 года на Международном симпозиуме в Ленинграде, где демонстрировал фильм о своих больных — столь неожиданно, поразительно и непонятно, что ни слушавшие его ученые, ни его коллеги по работе, ни он сам, не могут ничего точно объяснить!

Симпозиум — как обрадовало бы Сеченова его название «Нейрофизиологические механизмы психической деятельности»! — был организован отделом нейрофизиологии человека Института экспериментальной медицины АМН СССР. Отдел по-прежнему возглавляет Бехтерева; Институт — тоже, теперь она его директор. На симпозиум съехались известные ученые Европы и Америки — нейрофизиологи, психологи, нейрохирурги, биокибернетики. Мне не довелось присутствовать на нем, я не слышала доклада Смирнова и не видела его киноленты, поэтому я пользуюсь заметками специального корреспондента журнала «Наука и жизнь» И. М. Губермана.

Человека ранили на войне, еще в сорок первом году, и в результате ранения была отнята правая рука. И с одной оставшейся, левой, можно приспособиться жить, когда бы не страшное явление: отсутствующая правая рука непрерывно и остро болела. Это издавна известные врачам так называемые фантомные боли. Кроме болей, человек еще полностью ощущал отсутствующую руку — пальцы ее были «маленькими, тонкими, скрюченными или вытянутыми, иногда склеенными друг с другом». Жизнь стала невыносимой. Двадцать восемь лет человек боролся с болью, посвятив этой борьбе все свое время и все мысли; он перенес тринадцать операций — ему ничего не помогло.