Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

Когда мой друг умер, я попытался уяснить, какой он был. Для этого надлежало определить его главные качества. Вскоре я исписал целую тетрадку. Много раз думал, что заканчиваю, а потом вспомню: вот еще очень важное!

Все же точка была поставлена. Вдруг узнаю, что практически то же Иосиф проделал сам. Долгое время наблюдал за собой, а результаты записывал. Так что если у меня попытка портрета, то у него автопортрет.

Как не расстроиться? Во-первых, я всегда избегал соревнований. Тем более таких, в которых заранее ясно, кто победит. Во-вторых, неприятно, что он был не до конца откровенен. Что мы с ним только не обсуждали, а, выходит, о главном не поговорили.

Все же сравнить наши усилия интересно. Начну с того, что получилось у меня.

На первое место я поставил его почтительность к родителям. Сразу повинюсь за то, как это изложено. Конечно, Иосиф сказал бы иначе. Поэтому вы не столько читайте, сколько представляйте. Когда он вспоминал мать и отца, его лицо начинало светиться.

«Уважай родителей своих. Не забудь, что они дали тебе жизнь, отказывая себе во многом. Они поддерживают тебя, пока ты сам не можешь себя поддержать, пока не становишься на „свои собственные ноги“».

Когда я сформулировал это, самое главное, работа пошла быстрей. Правда, слова меня опять не устраивали. То, что возникало в голове, и то, что появлялось на бумаге, явно не совпадало.

Еще я пытался отличить главное и второстепенное. Наконец мне стала ясна последовательность. Я воспринимал записи как ступеньки. Сделал шаг, сделаешь и другой. Так подойдешь к цели. Станешь тем, кем себя представлял.

«Будь вежлив, но не разрешай другому садиться на голову, вежливо, но твердо укажи ему место.

Если обращаешься к кому-либо — обращайся вежливо; если тебе отвечают грубостью, — укажи вежливо на это, но если и это не помогает, следуй завету Моисея: „Око за око, зуб за зуб“. В этом случае не позволяй никому даже на ногу себе наступить. Не лги. Ложь — оружие трусов. Неужели и ты хочешь быть трусом? Если ты поступил неправильно, ошибся, имей мужество сознаться в своей ошибке.

Держи свое слово. Если ты обещал что-либо, то должен это исполнить и точно в то время, которое ты указал, и даже скорее раньше, чем позже. Если ты не уверен, что сможешь исполнить, то не обещай.

Не обижай более слабого — это только доказывает твою трусость.

Если ты сидишь где-нибудь в общественном месте и видишь, что старшие или женщины стоят, — уступи им место. Помни, что в таком положении могут находиться твоя мать, отец, дедушка или бабушка и, беря пример с тебя, другие так же уступят им место. Ты — молодой и сильный, а они старше и слабее тебя; кроме того, не забудь, что и ты будешь в их возрасте в их положении.

Когда ходишь по улице — не занимай ее всю, другие так же хотят пройти. Уступая им дорогу, ты становишься лучше, благороднее в глазах других.

Если ты учишься, старайся быть лучшим учеником, знать больше. Но не хвались этим перед другими, а помоги тому, кто слабее тебя, знай, что кто хвалится, что он знает больше и лучше, тот знает меньше других. Он — как пустая бочка, когда она катится с горы, то шумит и гремит, полная же катится не очень шумя, ровно. Не уподобляйся пустой бочке.

Не вымещай на других свое плохое настроение — они ни в чем не виноваты. Если ты злишься, злись про себя, а лучше всего — закрой на минутку свои глаза и, если возможно, посвисти, но только тихонько. Только человек научился себя сдерживать, животное не научилось. Не уподобляйся ему».

Кое-что из этого я от него слышал, но все же позволил себе дополнить. В жизни он мог сказать: «Не хвались, а помоги!» или «Не вымещай плохое настроение!», а про себя думал подробней. Это вообще его свойство — быть доказательным. Я пытался ему в этом не уступать.

Уже говорилось, что Иосиф тоже вел записи. Правда, в отличие от меня, не подводил итоги, а определял направление. Вроде как думал наперед. Если возникнет соответствующая ситуация, он возьмет тетрадку и отыщет нужный ответ.

Теперь положим обе тетрадки рядом. Сейчас вы убедитесь, что победа за ним. Мои слова такие, которыми разговаривают. Его же словами думают и чувствуют. Может, это и не слова вовсе? В голове что-то промелькнуло, а кто скажет — что?

«У счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего. У него есть настоящее. „Не день, а мгновение", сказал чудный Тургенев. Как ни гениален художник, он не способен создать ничего великого, не найдя и не познав себя самого в страдании и любви.

Сияет у того лицо, у кого сердце чистое.

Очисти свою ниву от сорных трав, пусть душистые цветки сами разрастутся.

Чем чище и светлее предмет, тем легче замечаются на нем светлые пятнышки.

Человек по своей воле зряч, но по своей же воле слеп; по своей воле свободен; по своей воле раб; по своей воле честен; по своей же воле изверг.

Сила воли без благородства воли образует самые дурные характеры. Отчего так трудно бывает хотеть, между тем как желать чрезвычайно легко? Оттого, что желание выражает свою немочь, хотение же силу воли.

Человек представляет собой сумму своих родителей и нянек, места и времени, воздуха и погоды, звука и света, питания и одеянья; воля его есть необходимые последствия всех этих причин.

Если люди не достойны, чтобы им сделать добро, то личное мое достоинство меня к этому взывает.

Иметь и не давать хуже в известных случаях, чем воровать.

Не только знанье и уменье, — для дела нужно и терпенье. Терпенье всякому».

Можно долго обсуждать каждую запись. Вот хотя бы последняя. Начало обычное, а затем сбой. Фраза задрожала, едва не выгнулась. Финальные слова писались в раздумье. Почему «всякому»? Терпят те, кто не научился, и те, кто умеют всё. Сразу не выходит ни у кого.

Эта тетрадка была для Иосифа чем-то вроде субботы. Как известно, шесть дней следует заниматься текущим, а один посвящать вечному. Скорее всего, со своими записями он справлялся за несколько часов. Отвлечется, вдохнет чистого горнего воздуха, и жить становится легче.

Казалось бы, задача почти арифметическая, а получилось сложно. С одной стороны, много действительно важного. С другой — прямо-таки волны нежности. Как это может соединяться в одном тексте? Наверное, так бывает в хороших стихах.

Еще история напоследок. Мы ведь не можем без историй! Даже главная наша книга написана так, чтобы было что рассказать. Так вот эта байка в его духе. Тут и событие, и мораль.

Представьте мудреца. Всем от него что-то надо, но он не раздражается, а для каждого находит разгадку. Говорит: ты сделай это, а ты поступи так. Наконец получает заковыристый вопрос. Крякнул, подумал минуту, но справился. Вышло это так лихо, что история не забылась.

Мудреца спросили: очень хочется поумнеть, а как — непонятно. Он, по нашей давней традиции, ответил вопросом на вопрос: «А как вы учили азбуку? Тут что-то вроде этого. Если хватит времени, может быть, дойдете до буквы „я“».