Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

Большой зал вытянутый. Видно, его строили для подобных событий. Лучшие наши воины стоят в ряд. Николай медленно идет вдоль строя. Одного похлопал по плечу, с другим перебросился словечком. Как они смотрели на царя! Каждый уже погибал за него и был не прочь умереть еще. Лишь бы он улыбнулся и сказал: «Благодарю».

В тот вечер император выглядел грустным. Он словно говорил: вот ведь сколько героев, а армия разгромлена! Правда, рядом с Трумпельдором он повеселел. Возможно, вспомнилась та граната, которую мой друг вернул японцам. На его лице читалось: может, новая война будет удачнее? Все же есть с кем побеждать.

Как уже сказано, на маленьком столике лежали погоны. А еще протез от русского императора. Так что наш расчет был правильный. Появись Иосиф в японском подарке, могла выйти неловкость.

Новый протез был не каучуковый, легкогнущийся, а деревянный, с шурупами на месте локтя. Что ж, ничего удивительного. Японцы мастера на что-то особенное, но по части прочности мы впереди всех.

Беседа длилась пять минут. Только это — большая честь, но все же важней интонация. Государь разговаривал нежно и требовательно. Пытался разобраться, чем может помочь. За это время они успели поспорить, а потом примириться.

Николай поинтересовался: не хотел бы юноша учиться? Если желаете стать врачом — для вас сделают исключение. Вы будете поступать не со своими соплеменниками, а в числе георгиевских кавалеров.

Хорошо, император — не наш командир. Тут бы Иосиф точно не выдержал. Впрочем, он и не согласился. Сказал, что у него планы немного другие. Ему хотелось бы на юридический.

Кстати, я много думал — почему не медицинский? Все же несколько лет рядом с зубоврачебным креслом! Если бы не фронт, он бы еще долго ставил пломбы.

Сейчас, пожалуй, я бы ответил. Врач должен любить всех, а у юриста этой задачи нет. Для него главное — победить. Почему не представить судебный процесс как поле боя? Судья наступает, адвокат обороняется, прокурор готовится к решающему сражению.

Дело не только в том, кем Иосиф хочет стать. Главное, кто он на этот момент. Явно не тот, кем был на войне.

На фронте никто не говорил: перебрось бомбу противнику. Он просто брал ее в руки, а дальше раздавался взрыв. Теперь даже поступить в университет мой друг не

может. По крайней мере, самостоятельно. Вот если царь кивнет одобрительно, тогда он точно — студент.

Интересно складывалась его судьба. По нарастающей. Сперва стояли простые задачи. Попробуй себя в качестве фельдшера. Поборись за право сверлить зубы. Затем требования усложнились. Стань героем. Сделай выносимой жизнь в плену. Теперь ему предстояло посоревноваться с сестрами и показать, что ничуть им не уступает.

Опять удивляешься. Всякий раз Иосиф на своем месте. И тогда, когда был дантистом. И, конечно, на фронте. И сейчас. Раз судьба так велела, он сделает все, что возможно.

Стать учеником значило вернуться в те годы, когда не было войны. Впрочем, и сегодня ему не избежать сражений. Один на один он выйдет против экзаменаторов. Покажет этим умникам и всезнайкам, что тоже чего-то стоит.

Если Иосиф одержал столько побед на фронте, то неужто он отступит? Слава богу, обошлось. Впрочем, Георгия давать не за что. Результаты битвы при гимназии имени императора Александра I оказались скромными.

Странные эти экзаменаторы! Казалось бы, могли принять во внимание личное знакомство с императором, но они этим не заинтересовались. На лицах было написано: из всего, что вы знаете, нам важно лишь то, как пишется слово «корова».

По праву близкого друга я был допущен до аттестата. Что тут скажешь? По русскому и законоведению — четыре, а по другим предметам — три. Хоть и немного, но для начала достаточно. Затем в действие вступала протекция.

Честно говоря, удивляюсь его выдержке. Недавно он был Учителем, и ему внимали десятки взрослых людей. Вдруг ситуация переменилась. Он сам стал учеником. Притом далеко не лучшим.

Конечно, мне было проще. Я ни на что не претендовал. Да и оснований для этого не было. Из начальства я знал только урядника. Какой для меня университет? А Сельскохозяйственные курсы — в самый раз.

Так что и в этом мы разделились. Агроном все время копается в земле. Даже поднять глаза у него нет времени. Юрист же смотрит вдаль. Его орудие — слово и жест, а мое — лопата и грабли.

Куда больше учебы нас интересовал Петербург. Ради этого города стоило ходить на лекции. Да ради него можно было стать вечным студентом! Только бы каждый день дорога пролегала мимо любимых зданий.

Как к этому привыкнуть? Крутим головой: красота! И на следующий день: красота! И через неделю. Сколько ни смотришь — удивляешься. Иногда толкнешь спутника под руку. Пусть и он порадуется тому, чего ты прежде не замечал.

Каждый дом здесь говорит: я — особенный! Так что простому смертному лучше вести себя тихо. Иначе тебе напомнят, кто ты на этой картине. Хорошо, если фигура на заднем плане, а скорее — случайный мазок.

Сейчас я бы согласился сразу, а тогда пытался спорить. Да как же так! Я, прошедший огонь и дым, не хочу быть последним. Про своего приятеля и не говорю. Что ж, город не из ленивых. Если потребуется, объяснит опять.

Как это произойдет? Да очень просто. К примеру, вы идете ночью, но вдруг останавливаетесь. Дело в том, что две половинки моста поднялись на дыбы. Будто одна другой говорят: не хочу и не буду.

Это не только развод моста, но развод в самом что ни есть прямом смысле. Может, и неловко присутствовать, но куда денешься? Сидишь на скамейке и ждешь. В шесть наступает примирение, и два превращаются в одно.

Город не только странный, но и хитрый. Преодолел мост, а тут новое препятствие. Вошел во двор на одной улице, а вышел на другой. Если захотите раствориться в этих пространствах, то у вас это получится.

Столица империи кое-что объясняет про империю. Говорит, что человек здесь прилагается к величию. Вернее, величие с людьми никак не связано. Ходишь по городу и удивляешься: а при чем тут я?

Люди черты оседлости спотыкаются об ограничительные линии. Этих линий здесь столько, что кажется — запрещено все. Наверное, поэтому наши интонации ползут вверх. Словно мы постоянно спрашиваем: завтра — четверг? Что еще, кроме календаря и здравого смысла, это подтверждает?

Как говорилось, черта оседлости существует и в головах. Это когда размышляешь от сих до сих. Добрался до какого-то поворота и остановился как вкопанный. Ни полшага вперед! Если я это позволю, то мне не избежать неприятностей.

Это еще один повод вспомнить Хамадеру. Там тоже хватало ограничительных линий. Включая те, что окружали лагерь со всех сторон. При этом мы старались переиграть обстоятельства. Да что говорить! Иногда удавалось самим устанавливать правила.