Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

обращения со стороны студентов с просьбой о сходке, Комиссия полагала таковую разрешить. Такое разрешение и дано было проректором, причем предъявляемая программа сходки намечала обсуждение вопросов о посылке студенческой делегации в Ясную Поляну, о месте для выставления портрета Толстого, подаренного студентам с его собственноручной подписью, и о телеграмме. Начавшись в 12 часов, сходка закончилась через час с небольшим и, несмотря на большое число участников — до 4000 человек, прошла спокойно. При выходе из зала студенты запели „Вечную память“. Это пение продолжалось и на улице».

Текст вроде как констатирующий, но читать без волнения невозможно. Я сразу нахожу Иосифа в толпе. Он размахивает рукой и что-то кричит. Рядом с ним — я. Тоже срываю голос. Как обычно, развиваю мысли своего друга.

Кстати, насчет его отстраненности я немного преувеличил. Все же эксперимент не совсем чистый. Иногда он участвовал и даже пытался влиять. «Ректор, поднятый студентами на руки, — говорится в докладной, — убеждал их вернуться». Вот такой сложный состав. В то же время вместе и порознь. Сидит на скрещенных руках подопечных, но с ними не соглашается.

«Компактной массой студенты двинулись к набережной, а затем вдоль ее по направлению к Николаевскому мосту. Ректор и проректор, а также многие студенты во многих местах уговаривали толпу разойтись. Однако толпа, хотя и не всегда решительно, продолжала двигаться вперед. У здания Академии художеств толпа временно остановилась ввиду полиции, преградившей вход на Николаевский мост. Толпа заколебалась. Конные городовые разделили ее на две части и направили одну к Университету, а другую по четвертой линии. До Университета студентов дошло немного, и они скоро разошлись».

Тон, как уже сказано, спокойный, но мысль постоянно уточняется. Движется к самой сути. Вот он объясняет, что это — университет. Своим тут все ясно, а посторонним нужен комментарий. К примеру, почему в коридоре народ? Это студенты пришли узнать об экзаменах, как вдруг тема поменялась.

«Вообще следует сказать, что в этот и последующие дни положение дела осложнялось производством записи на экзамены (в декабре) студентов самого многочисленного — юридического факультета. В частности, 8 ноября студенты-юристы 4 курса, с трех часов, с разрешения Проректора и Декана, устроили совещание касательно экзаменов. Это совещание привлекало все больше студентов по мере приближения к 6 часам, когда была назначена выдача билетиков юристам. Тем временем оказалось, что часть студентов-манифестантов, человек 600—700, оттесненная полицией по 4-й линии, не разошлась, а направилась к Среднему проспекту и по нему к Университету мимо здания студенческой столовой. Здесь студенты были встречены конной полицией, которая отделила человек двести и рассеяла их с Биржевой площади по переулкам. Человек 400—500 вошло в Университет. Здесь были и посторонние. Эта толпа шумно явилась в коридор, направилась в 9 аудиторию, где совещались студенты-юристы, а затем вошла в актовый зал. Сюда стали стягиваться и юристы, пришедшие на запись. Началась шумная сходка, настроение которой подогревалось ложным известием, что двести человек, отрезанных полицией на Биржевой площади и в действительности только рассеянных, арестованы. Назревало решение идти освобождать их силою. В то же время в коридоре около деканской Юридического факультета происходили бурные сцены вследствие недоразумений с записями. По получении точных справок, что арестован никто не был, Проректор отправился в актовый зал и заявил об этом».

Вы не забыли, что речь о записи на экзамены? Значит, жизнь продолжается. Митинг митингом, а учебу никто не отменял. Да и январь наступит в срок. А уж тогда за учебники сядут все. Те, кто пел «Вечную память», и те, кто в это время находился дома.

«9 ноября. В этот день была назначена панихида по Толстому в Армянской церкви, стянувшая на Невский массу учащейся молодежи. После того, как эти массы были рассеяны полицией, они в значительной части своей направились к Университету. Так как входы охранялись полицией, то средоточие приходивших произошло на Биржевой площади, около столовой. Толпа делала попытки проникнуть в Университет и сняла с петель ворота со стороны Биржевой площади. Полиция, однако, помешала вторжению и удалила со двора тех студентов, которые успели проникнуть через заборы со стороны Филологического Института и столовой. На площади полиция старалась разъединить столпившихся и не допустить речей. Студенты разошлись без дальнейших инцидентов.»

Снова представляю ученого химика за его привычным занятием. Он хочет понять: что там — по ту сторону стекла? Да и по эту есть много вопросов. К примеру, ему нужно знать, что такое — пощечина? Много это или ровно то, что необходимо?

Как обычно, Иван Иванович не говорит прямо, но рассказанный им случай не оставляет вариантов. Пощечина — это точка. Тот самый решающий жест, который должен ситуацию прояснить.

За несколько дней студенчество раскололось на почитателей Толстого — и любителей сообщать куда надо. Понятно, что вторые косят под первых. Правда, если они выдают себя, то получают по полной.

«.Во время заседания Правления, в 2 часа, Проректор был вызван одним приват-доцентом, заявившим, что на коридоре избили студента, принадлежащего к Союзу русского народа или академиста. Проректор немедленно отправился на коридор и установил, что столкновение произошло у актового зала в группе студентов, рассуждавшей о сходке 3 декабря. Один из участников беседы, приняв другого за члена академического союза, вдруг заявил, что видел его и его товарища во время сходки у телефона сообщающим сведения полиции. За это студент от собеседника получил пощечину. Дальнейшее развитие сцены было замято самими студентами».

Вряд ли пощечина была последней в череде событий, но Боргман ею закончил отчет. Ведь это мораль и итог. Подтверждение, что мы не только чтили Толстого, но ему следовали. Черное называли черным, а белое белым. Если же видели, что слова не помогают, переходили к прямым действиям.

Думаю, что Боргман и себя имел в виду. Тон он избрал верный, но ситуация неприятная. Хоть он и ректор, а все равно что этот студент. Да и обращаются они по одному адресу. Или почти одному. В конце концов, все полученные сведения будут собраны в одной папке.

К сожалению, вариантов тут нет. Был бы он не ректором, а просто ученым, то тогда конечно. Если захочешь, можешь скривить лицо. Встать в позу, наконец. Сказать, что думаешь только об опытах — и ни о чем больше.

Пожалеем бедного Ивана Ивановича. Как-никак человек старался. Мало кто в его положении хочет сохранить достоинство. При этом Боргман не перебарщивал. Благодаря этому вышла ему не отставка с волчьим билетом, а только поднятые брови и несколько сердитых галочек на полях.