Антон Шиндлинг - Кайзеры

То, что это было именно так и растущая германизация империи не привела и не могла привести к образованию национального государства, и в положительном и в отрицательном смысле доказывает история территориальной базы габсбургской монархии. Габсбурги взошли на императорский троп в то время, когда завоевать этот троп могла лишь очень сильная династия. Такая династия была в то время только на востоке. Габсбурги были представлены своими многочисленными и обширными владениями также на юге и западе империи: в Милане, Бургундии и Нидерландах Однако при сжатии империи до границ Германии сужалась также и территориальная база Габсбургов в пределах империи. Будучи королями богатой Богемии (до 1635 года этому королевству принадлежал также Лаузиц, а до 1740 года — Силезия) и владея Венгрией, откуда в XVII веке постепенно были вытеснены турки, Габсбурги продолжали оставаться и Германии мощной силой и вскоре стали столь же влиятельны и в Европе. Теперь уже никто не мог оспорить у них императорский трон, но именно в результате этого процесса началось отчуждение императора от империи. Дело, конечно, не в том, что в эпоху барокко венский двор обладал какой-то особой притягательной силой для немцев вообще и дворянства в частности или что императоры мало внимания уделяли северу и западу империи, Померании или Эльзасу — как правило, проблемы, возникающие на этих территориях, затрагивали их собственные наследственные владения. Однако тот факт, что резиденция главы империи находилась на крайнем юго-востоке этой империи и что значительной части власти и влияния Габсбурги были обязаны своим владениям за пределами империи, имел, бесспорно, фундаментальное значение.

Отношение австрийского царствующего дома и самой Австрии как страны к империи стало в повое время основным вопросом, от ответа на который зависело положение императора в империи. На этот вопрос не может быть простого ответа. Тот факт, что императорской короной завладели Габсбурги, не являвшиеся, строго говоря, немецкой династией, не может быть однозначно оценен как зло для империи, точно так же, как нельзя попросту поставить знак равенства между немецкими областями Австрийской монархии и другими немецкими субъектами империи. С исторической точки зрения ни жалобы «имперских патриотов» на западе, сгруппировавшихся вокруг майнцского эрцканцлера, ни идеалы великогерманцев 1848 года, желавших присовокупить немецкую Австрию к будущей Германской империи, не выражают истинной сущности отношений между габсбургскими императорами и Германской империей. Несомненно, что эрцгерцогство Австрия всегда было этнически немецкой территорией и одним из княжеств империи, но столь же несомненно, что привилегии этой территории, полученные в период с XII по XV век, создали ей особое положение, превратив ее в почти независимое квазикоролевство на немецкой земле. Такой статус на территории империи имела только Богемия, а с 1548 года — и Бургундия.

Таким образом, Германией управляла немецкая династия с периферии империи. Об этом факте можно сожалеть, можно усматривать в нем зародыш будущего отделения Австрии от Германии или даже причину окончательного разрушения империи, но все же более разумным представляется другое понимание. А может быть, в такой империи, с такой оборонительной системой, гарантировавшей свободное сосуществование немецких территорий, разумно было именно с периферии осуществлять поддержание единого порядка и удержание в рамках целого? Возможно, что именно такое положение австрийского фундамента императорской власти давало империи ту опору, благодаря которой она смогла выжить, и, с другой стороны, давало свободу, не позволявшую ее подавить. Не поэтому ли немецкие князья, отчаянно боровшиеся против попыток Карла V и Фердинанда II подмять под себя империю и не давшие им осуществить эти планы, столь же решительно в 1618 году пресекли поползновения слабого аутсайдера, герцога Савойского, стать императором? Попытка Карла VII Виттельсбаха с помощью Франции и Пруссии изнутри захватить власть в империи, ставшая возможной в 1742–1745 гг. лишь благодаря массовой секуляризации церковных земель, закончилась неудачей. Л когда в 1871 году образовалась Прусская Германская империя, немцам пришлось заплатить за это гегемонией императорской власти над своими землями, чего им на протяжении столетий удавалось избегать при Габсбургах. Тот факт, что резиденция германского императора находилась в Вене, на границе, отделявшей империю от ее соседей, не был ни ошибкой, ни несчастным случаем. Напротив, напряжение, постоянно существовавшее между императорской династией и Германской империей, то есть Германией за пределами Австрии, являлось одним из несущих элементов, обеспечивавших существование германской имперской системы нового времени.

Власть императора была не только институтом, вплетенным в структуру, состоявшую из империи, германских территорий и европейских соседей. Эта власть находилась в руках определенных людей, которые осуществляли ее и пользовались ею по-разному, в зависимости и от своего индивидуального характера, и от эпохи. Можно представить себе, какое разнообразие сюжетов и противоречий открывалось на этом пути. Например, Карл V в 1527–1530 гг. во главе огромной армии, больше напоминавшей шайку разбойников, двинулся в Италию с целью заставить папу благословить и короновать его в качестве императора и не постеснялся при этом разграбить Рим (Sacco di Roma в 1527 году). А уже Иосиф II, первым из императоров посетивший Рим в 1769 году после длительной паузы, прибыл туда как человек эпохи Просвещения под псевдонимом графа фон Фалькенштейна, и его пребывание в Вечном городе ничем не напоминало ни ему самому, ни другим о средневековых походах его предшественников на Рим. С другой стороны, какие зигзаги судьбы: в 1485 году император Фридрих III, изгнанный из Австрии, вынужден был скитаться по разным городам империи в поисках крова и займов и едва избежал покушения, а когда император Франц Австрийский в 1813 году, преследуя Наполеона после Битвы народов под Лейпцигом, проезжал через Франконию, население встречало и благословляло его как освободителя, что дало повод сопровождавшему его Меттерниху воскликнуть: «Спросите же у народа, кто истинный наследник Карла Великого — тот авантюрист, который прошел здесь два дня назад в окружении пятидесяти тысяч гвардейцев, или этот император в скромной коляске, у которого нет другой гвардии, кроме любви Германии!» Возможности, связанные с императорским титулом, реальное использование этих возможностей и идеи, которые носители этого титула вкладывали в эти возможности, были столь широки и многообразны, что представление о них может дать лишь подробное исследование всех «за» и «против», всех взлетов и падений, сопутствовавших истории института императорской власти. Поскольку такого исследования еще нет, а специальные работы не объединены в единое целое, приходится ограничиваться рассуждениями и примерами, которые, как нам представляется, достаточно образны и интересны.