Антон Шиндлинг - Кайзеры

Прежде всего необходимо подчеркнуть следующее: Германская империя нового времени началась с чистого листа и представляла собой совершенно новую конструкцию, а не разжиженное столетиями некое производное империи Гогенштауфенов. К 1400 году, при королях Вацлаве Ленивом и Рупрехте, от империи осталось разве что название, при упоминании которого многие лишь пожимали плечами — нечто, подобное посткаролингской эпохе IX века, когда титул императора носили итальянские князьки Гвидо, Ламберт или Беренгар Фриульский. Руками Габсбургов — Фридриха III, его сына Максимилиана I и правнука Карла V — был восстановлен высочайший престиж императорского титула, а императорский престол начал прочно ассоциироваться с новой организацией империи. Немало дискутировался вопрос о том, какого рода была империя Карла V в конце этой реконструкции: была ли восстановлена средневековая христианская империя, или за этим процессом стояла в первую очередь рациональная модернизация, связанная с династической идеей, или, наконец, в основе этого лежали притязания на светское мировое господство, стремление к мировой гегемонии. При всей важности этих вопросов для самой империи важнее было то, что Карлу не удалось реализовать свой общий замысел в отношении императорского престола — ему не удалось ни сделать эту корону наследной для своей династии, ни создать такую ситуацию, когда владельцами ее становились бы попеременно испанские и немецкие Габсбурги, хотя в какой-то части это ему все-таки удалось. К числу таких частичных успехов можно отнести реальное соединение императорского престола с Германской империей, завершенное братом Карла Фердинандом I. Фердинанд, ставший в 1531 году римским королем, а в 1556 году императором, сделал страной постоянного пребывания императоров Австрию, а резиденцией императоров — Вену. За это его, скорее всего, по праву считают основателем Германской империи нового времени. В результате этого германская императорская власть приобрела те черты, которые остались характерными для нее и два столетия спустя: несмотря на наличествовавшую тенденцию к мировому господству, а также связи с папством и Испанией, присутствовало устойчивое отождествление с Южной Германией и Австрией; несмотря на блеск и европейский масштаб, имели место элементы провинциального патернализма; несмотря на однозначную многолетнюю приверженность старой церкви, в общем случае проводилась мягкая реформаторская и миротворческая политика. Утрата гегемонии в Европе, перешедшей теперь к Испании, компенсировалась для германского императора тем фактом, что немецкие князья, включая монархов Саксонии и Бранденбурга, теперь безоговорочно признали его. Фердинанд I, достигший столь потрясающих успехов, остался для своих преемников недосягаемым идеалом. Однако и его более слабым преемникам удавалось склонить на свою сторону субъектов империи. Так, в 1603 году императору удалось собрать совершенно небывалую сумму — 86-месячный общеимперский взнос на финансирование войны с Турцией. Стоит напомнить, что это произошло в обстановке постоянно нараставшей религиозной нетерпимости. Из этого, конечно, следует, что императоры не смогли добиться серьезных успехов в области религиозной политики, но в то же время, чем ожесточеннее становились межконфессиональные распри, тем больше возрастал авторитет императора как последней посреднической инстанции. Император Маттиас и кардинал Клезль попытались использовать именно эту возможность в преддверии Тридцатилетней войны. Однако эта примиряющая власть не обладала внутренней прочностью и, казалось бы, должна была разрушиться, когда после 1618 года империя окончательно превратилась в поле сражения двух вооруженных религиозных партий. К тому же пришел конец могуществу Испании, и доминирующей силой в Европе стала бурбоновская Франция. Для роли посредника, за которым стояла Испания, места уже не осталось. Что же дальше? Император-тень, как в эпоху позднего средневековья, или империя Бурбонов, постепенно захватывавших Германию и продвигавшихся с запада на восток? То, что случилось, было одновременно парадоксом и новым началом, и случилось это во время правления обоих императоров эпохи Тридцатилетней войны. Первый из них, Фердинанд II, достиг в Германии такой власти, какой не достигал ни один император со времен Фридриха Барбароссы. Ему удалось подавить богемский мятеж, изгнать из Пфальца «Зимнего короля», очистить Германию от протестантских ландскнехтов и датчан и с помощью Валленштейна привести императорские армии на берега Балтийского моря — в 1629 году вся Германия была у его ног, но в итоге он не достиг ничего. Под давлением князей он был вынужден изгнать Валленштейна, а впоследствии даже объявить его предателем. Шведы и французы объявили ему войну, и их войска наводнили страну. Но самое главное — ему не удалось с помощью эдикта о реституции восстановить в империи права католиков, за которых он прежде всего и сражался. Напротив, Фердинанд III, вскоре утративший плоды последних побед своего отца, поставленный в военном отношении на колени и вынужденный подписать Вестфальский мир, значительно усиливший влияние князей и ущемивший права императора, открыл своим правлением новую эпоху в развитии императорской власти. Наглядным признаком этого начала явилось то, что Фердинанд III впервые после окончания войны на полтора года (1652–1654) прибыл на территорию империи с тем, чтобы лично председательствовать на рейхстаге в Регенсбурге. С этого времени рейхстаг больше не собирался ни в Аугсбурге, ни в Шпейере, а исключительно в Регенсбурге. С 1663 года и вплоть до 1806 года рейхстаг был постоянно действующим органом. Эго говорит о тенденциях нового этапа возрождения империи: оно было глубоко и однозначно связано с превращением Австрии в великую европейскую державу, которое завершилось к концу XVII века.

Возвышение Австрии не ослабило влияния императора на остальной территории империи, император не устранился от дел империи, и империя не выпала из его рук, вопреки чересчур негативной оценке последствий Вестфальского мира, бытовавшей долгое время. Наоборот, с ростом могущества австрийской династии росла и власть императора в Германии. Прежде всего Леопольд I, сын Фердинанда III, проводя искусную выжидательную политику, сумел до конца использовать все возможности, которые Вестфальский мир предоставлял императору. Этот император, пребывавший на престоле очень долго, стал символом возрождения Габсбургов и основателем венского барокко. Затем пришла пора войн с Францией за Эльзас и Пфальц, всколыхнувших немецкий патриотизм, войны с Турцией заставили князей вновь сплотиться вокруг императора. У Австрии, кроме Баварии, практически не осталось соперников — Саксония и Пфальц вернулись в католический лагерь, а медленное возвышение Бранденбурга лишь только начиналось. Действительно, эта империя могла сохранять силу и влияние лишь до тех пор, пока сильной и влиятельной оставалась Австрия. Любая попытка отделить императорский престол от Австрии не только натолкнулась бы на сильнейшее ее сопротивление, но и поставила бы под угрозу само существование императора как институции. Об империи и императорах того периода известно пока еще недостаточно для того, чтобы полным и исчерпывающим образом оценить их деятельность именно как глав империи — эпоха барокко принадлежит к наименее исследованным периодам истории империи. Тем не менее представляется правомерным вывод о том, что в это время, несмотря на устойчивое усиление власти и влияния императора (но не империи), методы его правления в пределах Германии носили в основном косвенный характер. Силовые, истинно имперские методы также не были полностью оставлены, примером чего является преследование и изгнание Иосифом I пособников Франции — курфюрста Баварии и Кельнского епископа — и перераспределение их владений в начальный период войны за Испанское наследство. Этот же император возобновил, казалось бы, давно забытый спор с папой из-за ленных прав на итальянские владения. Потеря испанского престола не помешала Карлу VI после заключения Утрехтского и Раштаттского мирных договоров в 1713 и 1714 годах достичь вершин императорского могущества и влияния в Германии. В этот период имперские земли простирались от Южной Италии до некогда испанских Нидерландов.