Антон Шиндлинг - Кайзеры

Действия императорского двора, все еще в духе барона Тугута (Walter, 211), все же представляются логичными по сути, хотя сопутствующие им соображения не всегда были таковыми. Была принята установка избегать любого добровольного компромисса, уступать следовало лишь, когда давление становилось непреодолимым. Но даже в таких условиях Вена не отказалась от империи, а император не отказался от функций ее главы. Император отказался принять пакет русско-французских требований в целом, продолжал настаивать на уважении конституции империи при аннексиях (что было направлено прежде всего на сохранение трех церковных курфюршеств), ратифицировал итоговый документ 1803 года лишь условно и в 1804 году решительно выступил на защиту имперского рыцарства, одного из последних остатков имперской системы, против нового суверена. Все это было направлено на защиту позиций императора в империи, который теперь мог опираться лишь на князей церкви, в частности, на епископов-курфюрстов, и на свою клиентелу на малых территориях, которая обеспечивала ему большинство в рейхстаге. Но в то же время император защищал и сохранившиеся остатки конституции империи и ее институты, начиная с имперской судебной палаты вплоть до имперских округов. Император очень серьезно относился к своим обязанностям и в принципе не уступал нигде, защищая все и от друга, и от врага. Здесь не может быть и речи о том, что Вена совершила измену по отношению к империи, какие соображения и проекты, свойственные этой эпохе расширения государств, ни вынашивала бы Австрия. Те территории, которые Австрия смогла аннексировать из общей конкурсной массы разгромленной империи, были весьма ничтожны по сравнению с тем, что получили другие, в том числе Бавария и Пруссия: епископства Триент и Бриксен, которые уже давно были наполовину секуляризованы Габсбургами, епископство Зальцбургское, которое досталось второму принцу Тосканы, Айхштетт и части епископства Пассау. Следует, наконец, учесть, что император отказался от секуляризации имущества монастырей в своих наследственных владениях, в то время как Пруссия и прежде всего Бавария извлекли из этого огромную выгоду.

Исходя из этой оценки, следует теперь рассмотреть два важнейших события: провозглашение австрийской империи в 1804 году и сложение австрийским императором короны Священной Римской империи в 1806 году. Правильно попять и оцепить эти процессы можно лишь с учетом тех катастрофических событий, которые прошли в промежутке между этими датами: мы имеем в виду войну Третьей коалиции, опять же сложившуюся неудачно для императора и Германии. Император уже не пытался призвать империю к участию в этой войне, начавшейся в сентябре 1805 года, да и любая попытка сделать это наверняка бы была отвергнута Регенсбургским рейхстагом, потому что и в Совете курфюрстов, и в Совете князей сложилось устойчивое протестантское большинство, однозначно враждебное императору, а имперский эрцканцлер Дальберг искал сближения с Наполеоном, рассчитывая, что тот в традициях Карла Великого возложит на себя древнюю корону. Кроме того, некоторые немецкие княжества, в частности, Бавария, открыто вступили в союз с Наполеоном и повернули оружие против Австрии, что не вызвало никакой отрицательной реакции в империи. Такое произошло впервые после Вестфальского мира и стало явным признаком распада империи. Военные и политические ошибки императора, допущенные в кампании 1805 года, привели к тому, что впервые после 1683 года вражеская армия окружила Вену и двор вынужден был бежать. Германия пальцем не шевельнула для того, чтобы помочь императору. После катастрофы под Аустерлицем император был вынужден заключить Пресбургский мир, по которому два имперских князя — баварский и вюртембергский — стали королями. Тем самым они уравнялись в статусе с прусским королем и император лишился даже формального права вмешиваться в их дела. Австрия, вынужденная к значительным территориальным уступкам, теперь уже окончательно была вытеснена на периферию империи, а сама империя окончательно превратилась в химеру. Те развалины, которые еще оставались в 1803 году, теперь были сметены с лица земли, и не осталось места даже для той оборонительной политики, которая была провозглашена в 1805 году (Aretin, I, 469).

Таким образом, между двумя этими событиями — провозглашением наследственной австрийской монархии в 1804 году и отказом императора Франца от короны Священной Римской империи — лежит война Третьей коалиции, третья подряд война, проигранная императором, что определяет принципиальную разницу между событиями. Попытки рассматривать их вместе в едином комплексе упускают из виду это основополагающее обстоятельство (Srbik, Rößler).　

Решение о принятии Францем титула наследственного австрийского императора было принято безотносительно к Священной Римской империи, оно прежде всего должно было стать ответом на провозглашение Наполеона наследственным императором французов (18 мая 1804 года). 20 мая 1804 года Кобенцль и Коллоредо, возглавлявшие в то время австрийскую политику, писали императору, что сам по себе факт возврата Франции к монархической форме правления следует считать положительным, и, хотя это сделано не путем реставрации Бурбонов, все же тем самым достигнута одна из целей, поставленных императором. При этом присвоение Наполеоном императорского титула не унижает ни достоинства римского императора, ни престижа короны Карла Великого — ведь принятие такого титула русским царем в 1721 году ничего не нарушило в существующем порядке вещей. Однако было неясно, будет ли Наполеон и дальше следовать этому примеру. Кроме того, возникал вопрос о том, что произойдет, если в будущем курфюрсты не пожелают избрать императором Габсбурга (а этого следовало опасаться), или сам Наполеон вознамерится с согласия эрцканцлера и некоторых курфюрстов сделаться римским императором. В любом из этих случаев высший из титулов для Австрии будет потерян. Титул римского императора практически невозможно было сделать наследственным, поэтому единственный путь заключался в том, чтобы ввести собственный императорский титул, который, однако, не должен был распространяться на «Венгрию и Галицию» (хотя рассматривался и такой вариант), а лишь на все наследственные земли Габсбургов, что отвечало исторической линии становления государства и соответствовало Прагматической санкции 1713 года. Если Прагматическая санкция не была нарушением имперской конституции, то принятие Габсбургами титула австрийских императоров не станет таковым, тем более, что в соответствующем манифесте будет дано подтверждение независимости государств, входящих в состав австрийской монархии, и неизменности положения дел в империи. Лишь при ретроспективном взгляде можно усмотреть связь между событиями 1804 и 1806 годов — реальное же сходство между ними состоит лишь в том, что в обоих случаях речь идет о слове «император». При этом манифест 1804 года никоим образом не нарушил конституции империи. В письме брату Иосифу, которым Франц приглашал его на Государственное совещание, долженствовавшее принять окончательное решение и санкционировать введение нового высшего титула, император предельно и без всяких эмоций аргументировал свою позицию, указав, что он «решил признать нового французского императора только при условии, что он признает меня австрийским императором и я стану в этом равным ему», и при этом «титул императора будет закреплен за представителями австрийского правящего дома, по ни название, ни статус стран, входящих в состав монархии, не изменятся» (1804, 4.8., Kaiser Franz Akten, 203 neu).