Андрей Янушкевич - Ливонская война. Вильно против Москвы 1558 – 1570

Попытка Н. И. Костомарова оспорить эту господствующую концепцию, объясняя причины войны всепоглощающим стремлением Московского государства к расширению своей территории, не нашла широкого отклика в российской исторической науке [32] Костомаров Н. И . Ливонская война // Костомаров Н. И . Исторические монографии и исследования. Т. 3. СПб., 1867. С. 45 — 172. . Проблема же участия ВКЛ в Ливонской войне 1558–1570 гг. российскими историками в специальных исследованиях вообще не затрагивалась.

Особое место среди работ российских ученых занимают новаторские исследования Г. Ф. Форстена. В них на широкой документальной базе события Ливонской войны были проанализированы на фоне международной борьбы за доминирование на Балтийском море (dominium paris baltici) [33] Нашей темы прежде всего касается: Форстен Г. Ф . Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. Т. 1: Борьба из-за Ливонии. СПб., 1893. .

Советская историография Ливонской войны, по сути, началась с оригинального исследования Р. Ю. Виппера. Ученый характеризовал Московское государство времен Ивана Грозного как «военную монархию». По его мнению, милитаристский характер государства подчинял внутреннюю политику внешнеполитическим задачам. Он первым связал учреждение опричнины с проведением Ливонской войны. Он называл ее «военно-административной реформой, вызванной тяжестями войны» [34] Виппер Р. Ю . Иван Грозный. М., 1922. Ссылки даются по 2-му изд.: Он же . Иван Грозный. Ташкент, 1942. С. 32. . Восхваление личности Ивана IV не помешало ученому сохранить беспристрастность при анализе исторических фактов. Так, по его словам, режим, установленный в Полоцке после его захвата московской армией в 1563 г., носил явный оккупационный характер [35] Там же. С. 142. .

Любопытна с концептуальной стороны трактовка Ливонской войны, предложенная в 1920-х гг. М. Н. Покровским [36] Покровский М. Н . Русская история с древнейших времен // Покровский М. Избранные произведения. Т. 1. М., 1966. . Он первым начал анализировать ее с позиций теории «классовой борьбы». В проведении войны были кровно заинтересованы поместное дворянство и купечество (торговая буржуазия), которым противостояло реакционное боярство. М. Н. Покровский сформулировал мысль, что после захвата Нарвы Ливонская война велась не за овладение морским побережьем Балтики, а исключительно за землю, с целью насаждения в Ливонии московского помещичьего землевладения. Таким образом, с помощью созданной этим марксистским историком «теории торгового капитала» удалось отобразить новые важные аспекты Ливонской войны.

В своем классическом виде советская концепция Ливонской войны сформировалась в 40 — 50-х гг. ХХ в. [37] Подробный анализ советской историографии Ливонской войны см.: Янушкевич А . Інфлянцкая вайна 1558–1582 г. у савецкай гістарыяграфіі // Беларускі гістарычны агляд. 1999. Т. 6. Сш. 1–2 (10–11). С. 222–243. Появилось множество биографических очерков Ивана Грозного, отдельные исследования были посвящены его военной деятельности, и в частности различным аспектам Ливонской войны. Фундаментом этой концепции стала «государственническая» схема, в модернизированном виде изложенная в 1923 г. известным российским историком С. Ф. Платоновым и апологетизация Р. Ю. Виппером личности Ивана Грозного [38] Платонов С. Ф . Иван Грозный. М., 1923. . Знаковой позицией для советской историографии стала изданная в 1954 г. монография В. Д. Королюка «Ливонская война» [39] Королюк В. Д . Ливонская война: Из истории внешней политики Русского централизованного государства во второй половине XVI в., М., 1954. Другие наиболее значимые работы: Бахрушин С. В . Иван Грозный. М., 1942. 2-е изд. — М., 1945. Переиздано в: Он же . Научные труды. Т. 2. М., 1954. С. 256–328. Новицкий Г . Русское государство в борьбе за Балтику в XVI в.: Стенограмма лекции, прочитанной 13 января 1945 г. М., 1945; Дербов Л . К истории падения Ливонского ордена // Ученые записки Саратовского государственного университета. Т. 17. Харьков, 1947. С. 157–174; Зутис Я . К вопросу о ливонской политике Ивана IV // Известия АН СССР. Серия истории и философии. 1952. Т. 9. № 2. С. 133–143; Лурье Я. С . Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV // Послания Ивана IV. М.; Л., 195i. С. 468 — 519. .

Концепции советских историков свойственен доведенный до крайности социально-экономический детерминизм и безудержный оптимизм в отношении результатов и значения Ливонской войны для развития России, несмотря на ее поражение. Закономерность войны обосновывалась «насущной необходимостью» для Московского государства выхода к Балтийскому морю. Достижение балтийских берегов должно было помочь Московии выйти на широкий европейский рынок и являлось необходимым условием для поступательного развития страны. Любопытно, что, в отличие от представителей «государственнической» школы XIX — начала ХХ в., декларировался преимущественно национальный, а не государственный интерес в проведении войны. Новой чертой стал показ справедливого характера войны: она рассматривалась с «великодержавной» точки зрения в соответствии с «бесспорным» правом Москвы на присоединение всех земель Руси, куда удивительным образом включались и прибалтийские территории [40] Открыто подобную точку зрения изложил Иван Коротков: « Ливонская война была прогрессивной, справедливой войной: Москва боролась за возвращение извечных русских земель, за объединение Руси, за освобождение страны от фактической блокады на Западе » ( Коротков И . Иван Грозный: Военная деятельность. М., 1952. С. 43 — 44). . Безусловно, важным элементом советской концепции являлся классовый подход при объяснении причин и результатов Ливонской войны. Согласно ему политика царя имела широкую социальную поддержку. Прогрессивным интересам дворянства и купечества противопоставлялись реакционные замыслы боярства, которое не желало воевать за Ливонию.

Работа ученых концентрировалась прежде всего на построении стройной схемы, которая давала бы ответы на все вопросы. Это делалось в ущерб источниковедческому исследованию. Источники не подвергались всестороннему критическому анализу. Это особенно хорошо видно по интерпретации сведений переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским. В погоне за подтверждением собственной позиции историки не отягощали себя определением уровня объективности и беспристрастности авторов документальных источников. Поэтому при обосновании выводов прямая текстовая информация, безусловно, доминировала над информацией контекста. Заметен еще один методологический порок — так характерная для догматической советской историографии «путаница перспектив», когда при объяснении мотивации действий реальных исторических лиц причины подменялись результатами, когда последствия событий были спрогнозированы еще перед началом их реализации.