Михаил Вострышев - Москва и Россия в эпоху Петра I

Петр поражал французов и простотой своей одежды. Он носил обыкновенное суконное платье, рубашку без манжет, широкий пояс, на котором висела сабля. Такая простота в костюме и образе жизни не могла понравиться французам, привыкшим к необыкновенной пышности и торжественным церемониям своих королей, которым старались подражать. Со своей стороны, и Петру многое казалось странным у французов. Например, он обратил внимание на одного придворного, которого каждый раз видел в различных костюмах.

– Мне кажется, – заметил Петр, – что сей дворянин весьма недоволен своим портным.

Через три дня после приезда Петра в Париж, 29 апреля 1717 года в шестом часу вечера, ему нанес визит малолетний король Франции Людовик XV, в сопровождении своего дядьки герцога Вилльруа. По окончанию визита Петр взял короля на руки и, глядя на него с необыкновенной нежностью, несколько раз поцеловал.

«Объявляю вам, – писал Петр жене Екатерине Алексеевне, оставшейся в Голландии, – что в прошлый понедельник визитовал меня здешний королище, который пальца на два больше Луки нашего [78]. Дитя зело изрядное образом и станом, и по возрасту своему довольно разумен, которому седмь лет».

На другой день Петр отдал визит королю. Увидев, что Людовик спешит к его карете, Петр выскочил из нее, взял короля на руки и внес по лестнице в залу, сказав:

– Всю Францию на себе несу!

Петр пробыл в Париже 43 дня. За это время он посетил здесь все, что казалось ему достойным внимания. Он вставал ежедневно в 4 часа поутру и отправлялся осматривать Париж и его окрестности. Государь заходил в лавки, расспрашивал ремесленников о подробностях их работы. Вещи лишь красивые, служившие только для удовольствия, его мало занимали. Но все, что имело своей целью полезность, что относилось к мореплаванию, торговле, необходимым ремеслам, – все это возбуждало его любопытство. Он только мимоходом взглянул, например, на королевские бриллианты, но долго оставался в зоологическом саду; в опере просидел только первые акты, зато целое утро этого дня провел в галерее планов. Очень понравился ему Инвалидный дом – богадельня для престарелых, больных и увечных воинов, учрежденная Людовиком XIV. Здесь он осмотрел все до мельчайших подробностей, в столовой спросил солдатскую рюмку вина и выпил ее за здоровье инвалидов, называя их своими товарищами.

Из загородных посещений Петра особым вниманием удостоилось женское учебное заведение в Сен-Сире, учрежденное маркизой Ментенон, любимицей Людовика XIV. Царь посетил все классы, подробно расспрашивал о занятиях пансионерок и, наконец, пожелал увидеть основательницу заведения.

Маркиза Ментенон была больна и лежала в постели, поэтому велела ответить Петру, что не может его принять. Узнав о причине отказа, Петр сказал:

– Это ничему не мешает. Я не хочу ее беспокоить, но должен ее видеть и изъявить ей мое почтение.

Он вошел к ней в спальню и, так как кровать была закрыта занавесью, осторожно отдернул ее и приветствовал больную дружественными словами. Затем, сев в ногах на ее постель, извинился, что пришел не вовремя, но он не мог не посетить ее и не засвидетельствовать своего почтения, так как хотел увидеть во Франции все, что есть в ней замечательного. Не спуская с маркизы глаз, он спросил, чем она больна.

– Старостью, – ответила маркиза.

– Сей болезни все мы будем подвержены, если придется жить долго, – сказал Петр. – Вас же она должна утешать, так как вы окружены девицами, которые воспитанием и счастьем своим обязаны вам одной.

Пожелав маркизе Ментенон выздоровления, государь простился с нею.

Петр обязал всех дворян пожизненной службой. Воевода каждой провинции [79]должен был собирать дворянских сыновей от 10 до 13 лет и записывать их в военную службу, а неспособных к ней – в гражданскую. Военная служба для дворян начиналась с 16 лет рядовыми в гвардейских полках. Это распоряжение исполнялось ими крайне неохотно, дворяне употребляли все меры, чтобы избавить своих детей от службы. Воеводы получали от них взятки и способствовали укрывательству.

Такое уклонение от предписаний закона вызывало со стороны Петра строгие и жестокие указы против ослушников, и волей-неволей бо́льшая часть маменькиных сынков являлась на службу. Одного из таких молодых дворян, недоросля 17 лет, мать была принуждена привезти в Петербург, где его и определили рядовым в один из гвардейских полков.

В том же полку служил бывший их дворовый человек Иван, отданный за несколько лет перед тем в солдаты. В службе он научился грамоте и за свою исправность был произведен в сержанты. Случилось так, что упомянутого недоросля определили под команду к Ивану. Молодой барин не мог глядеть на сержанта иначе, как на прежнего Ваньку, и потому не стал слушать его приказаний. Сержант же воспользовался законным правом и жестоко наказал ослушника палкой.

Недоросль пожаловался своей матушке. Та взвыла и поспешила к самому государю с жалобой, что ее крепостной слуга Ванька прибил ее сына не на живот, а на смерть.

Дело казалось серьезным. Государь подробно расспросил о происшествии и, узнав, что Ванька – сержант, а сын барыни – подчиненный ему рядовой, вызвал обоих к себе.

– За что ты бил сына сей старухи? – спросил Петр сержанта.

– За непослушание. Я приказал ему быть в четвертом часу к учению, а он ослушался и не пришел. Я велел привести его силою и наказал.

Петр в этот день был весел и, подмигнув сержанту, спросил:

– Как же ты его бил?

Сержант понял намек государя и, взяв палку, стал бить недоросля, приговаривая:

– Не ослуша́йся! Не ослуша́йся!.. Вот так я бил его, государь.

Увидев это, мать завыла.

– Видишь, старуха, – сказал ей Петр, – какой Ванька озорник – и в моем присутствии не унимается. Я тебе советую поскорее отойти в сторону, дабы и самой от него не досталось. Ведь за непослушание везде бьют!

Заботясь о русском просвещении, Петр для изучения наук, художеств, ремесел и, главным образом, кораблестроения и морской службы, отправлял многих молодых людей за границу. Один из них, калужский помещик Спафариев, был отправлен за границу именно для изучения морского дела. Но, или не имея способностей, или по дворянской гордости считая сии занятия низкими и излишними, он ни в чем не преуспел, да и не прилагал к тому стараний. Бывший при нем крепостной слуга из калмыков, весьма способный молодой человек, постоянно напоминал барину об учебе, но напрасно. Сам же калмык, неотлучно находясь при барине, воспользовался преподаваемым учением и основательно изучил все, что касалось морского дела.