Михаил Вострышев - Москва и Россия в эпоху Петра I

Перестать желать Ингерманландии, этого исконного достояния новгородцев, было невозможно московскому царю. На союзников с запада плохая надежда. На одного себя мог только положиться Петр Великий. Он с удвоенной силой принялся собирать новые полки. Закипела работа в старых русских городах – Новгороде и Пскове. Их многочисленные святыни пришли, как и в древние дни, на помощь государству. Монахи Печерского монастыря под Псковом наравне с солдатами копали рвы и возводили укрепления у стен святой обители. Храмы отдавали лишние колокола со своих звонниц на пушки. Гениальный старик Виниус, не уставая, лил орудия, чтобы пополнить отнятую врагом артиллерию. Везде кипела работа под руководством царственного учителя.

В декабре 1701 года Шереметев уже бил шведов при Эрестфере, в июле 1702 года – при Гумельсгофе. Враги прибегли к хитрости: пустили слух, что подойдут с моря к Архангельску. Всю весну и лето 1702 года царь сам стоял на страже у Северной Двины. Когда же опасность миновала, он повернул своих гвардейцев к заветной Ижорской земле, где к 27 сентября 1702 года было уже сосредоточено десять тысяч человек под начальством генерал-фельдмаршала Шереметева.

– Смилуйся, царь батюшка! Как же мы пойдем туда? – озадаченно спрашивал любимый денщик Петра Ягужинский, получив распоряжение о походе с берегов Белого моря к истокам Невы. – С тобой идет десять тысяч человек – преображенцы, семеновцы, бомбардирная рота. Везут 43 орудия, провиант. Да ты еще обе яхты приказываешь протащить с собою… А по прямой линии бор стоит непроходимый. Пожалуй, с самого творения мира стоит. Как же его миновать? Не все же реки и озера по пути, не везде удастся плыть!

– Скажи, чтобы готовились и поскорее, – усмехнулся великан.

Сам же зашел переговорить обо всем к архиерею. С благословения владыки к местечку Пюхча собрали крестьян из вотчин Соловецкого монастыря, вооруженных топорами. Впереди встал сам царь, тоже с топором, да с таким, что, пожалуй, только вдвоем впору его поднять.

Повалились вековые сосны под мощной рукой царя. Народ только диву давался.

– Вот так царь! Какие сосны валит – страсть! – говорили мужики промеж себя. – По себе, вишь, и дерева-то рубит!.. Смотри, брат, паренек-то тоже поспевает. Ишь, как старается!..

Это говорили про Павлушу Ягужинского. Он, Меншиков, Орлов, да и все те, кто были с государем в Архангельске, шли за ним с топорами, впереди солдат и собранных крестьян. Началась работа титанов. Рубили просеку шириною в три сажени; через болота и топи настилали гати. Шли всё прямо, от деревни Пюхча до Пулозера, где устроили остановку. Потом пошли дальше до Повенца. Через реку Выгу устроили плавучий мост, а на Онежском озере их уже ждала флотилия карбасов (парусных судов), чтобы по реке Свирь переправить войско царя Петра в Ладожское озеро, к шведской крепости Нотебург.

Граф Борис Петрович Шереметев (1652-1719)

Точно стая бакланов, плыла царская флотилия по широкой бурной Ладоге. Там, где в древние дни отважно хозяйничала удалая новгородская вольница, теперь ее правнуки, не менее лихие, продвигались под стягом самодержца отвоевывать свои старые насиженные гнезда. Преображенские и семеновские мундиры заменили блестящие латы предков. Царь стоял в передовом, самом вместительном карбасе. Зрительная трубка, кажется, замерла в его руке. Вдруг она дрогнула.

– Вижу, вижу, – прошептал Петр восторженно.

– Что видишь-то, государь? – спросил, щурясь вдаль, Меншиков.

– Орешек, наш старый Орешек. Ишь, какой жесткой скорлупой они его облепили. Стены-то соединены с семью башнями для фланговой обороны. Придется, Данилыч, сильно поднатужиться, чтобы разгрызть эту скорлупу!

– Разгрызем, государь, не поморщимся!

Шведская крепость уже ясно виднелась с озера. На ее стенах зашевелились, видимо, заметив русских. Вот взвился белый дымок. Раздался грохот, и ядро с брызгами погрузилось в воду.

– Салютуют, – пошутил государь и, взмахнув шляпой, прибавил: – Ждите меня!

Опять дымок с крепости, и второе ядро упало вслед за первым в воду. Третье чуть не задело царя, обдав всех брызгами.

– Руль налево, – скомандовал Меншиков, и флотилия взяла слегка в сторону, чтобы уберечься от напрасных потерь.

– Чуют ли вражьи дети, что я сам здесь? – задумчиво сказал государь, вынул карту и, развернув ее на коленях, указал Меншикову на известное место. – Вот тут, пониже Нотебурга, укрепилась армия Шереметева. Туда нам надо волоком перетащить наши карбасы. Возьми с собой людей, да посмышленее, и разыщи удобный волок. Я же здесь посторожу, а потом и сам явлюсь с задними.

На другой день чуть свет потянулись люди в обход по точно намеченному пути. Они тащили по топкому болоту и карбасы, и артиллерию, изо всех сил помогая маленьким выносливым лошадкам, добытым в Повенце. Тишина была мертвая. Исчезли с горизонта, точно в воду канули, напугавшие шведов белые паруса. Они никак не могли понять: кто и зачем приходил их осматривать?

А тем временем, крадучись, обходили крепость молодцы Меншикова. Когда по расчету они должны были оказаться у шереметевской стоянки, царь поспешил вперед. Солдаты Шереметева стояли в прекрасно устроенном лагере, они установили просторную царскую палатку, над которой развивался флаг с государственным гербом. Борис Петрович Шереметев приветствовал царя во главе полков.

– Здорово, ребята! – повторял государь, зорко озирая ряды.

– Будь здоров, царь батюшка! – отвечали войска.

К 1 октября крепость уже обложили с четырех сторон, были готовы к бою две мортирные и две пушечные батареи. Первой мортирной батареей командовал сам государь в чине капитана. Шереметев послал спросить у шведского коменданта, на каких условиях он сдаст крепость. Но комендант Шлиппенбах ответил заносчивым отказом. Шереметев вспылил и приказал открыть огонь из всех орудий. Несколько дней продолжалась убийственная канонада. То тут, то там загоралась шведская твердыня от русских бомб. Наконец, взвился давно желанный белый флаг, и от крепостных ворот отчалила ладья с барабанщиком-парламентером.

– Пардону запросили, – благодушно заметил фельдмаршал.

– Ну, теперь он, пожалуй, вздорожает, – сказал государь, принимая письмо от парламентера.

Он судорожно сорвал печать и вскрикнул от удивления. Подскочил Ягужинский, вопросительно глядя на Петра.

– Письмо-то женское! – пояснил удивленный Петр.

Все окружающие переглянулись, им очень хотелось рассмеяться. Но удержались – придется ли их смех государю по нраву?..

– По всему видно, что комендантша и шведские офицерши куда какие ловкие персоны! – благодушно заговорил Петр. – Думают, что мы, русские варвары, истории не нюхали. Ну, пусть убедятся, что ошиблись! Пиши, Павлуша, что позволяю им оставить крепость и вынести на своих спинах, подобно добрым женам вельфов, своих мужей, отцов и сыновей. Не отставать же мне в великодушии от императора Конрада, первого из Гогенштауфенов!