Игорь Зимин - Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью.

Николай II на байдарке. Финские шхеры. 1906–1911 гг.

Фрейлина С. К. Буксгевден и цесаревич Алексей на байдарке в финских шхерах

Николай II в шлюпке-гатчинке в канале Александровского парка

Регулярные плавания на шлюпке-«гатчинке» [1961]и одноместной байдарке входят в повседневный быт царя примерно с 1904 г. В это время царская семья окончательно переезжает в Александровский дворец Царского Села. Поначалу царь пытался разделить свое увлечение с женой, и хотя ее слабое здоровье не позволило этого сделать, в 1904 г. в записях за 12 и 20 мая мы встречаем упоминания: «Катал Аликс в кресле и затем в шлюпке».

Летом, когда царская семья переезжала «на море», в Петергоф, и жила в «Коттедже» на берегу Финского залива, царь предпочитал ходить на одноместной байдарке. Он оставался очень доволен, когда на заливе была волна и появлялась возможность проявить свою квалификацию в борьбе с волнами. Когда подрос цесаревич Алексей, то и его Николай II начал приучать к воде. Сначала это была шлюпка-«гатчинка». 21 апреля 1913 года он писал: «Погулял и покатался в гатчинке с Алексеем». Достаточно рано Алексей начал самостоятельно ходить на гатчинке. Затем, когда сын почувствовал вкус к воде, для него была приобретена байдарка-двойка, и 15 июля 1914 г. Николай II записал в дневнике: «Катался в байдарке рядом с Алексеем в двойке; были волнушки».

Николай II с офицерами на байдарке. Финские шхеры. 1910–1911 гг.

Как правило, ежегодно в августе царская семья отправлялась на отдых в финские шхеры на своей яхте «Штандарт» – комфортабельное судно, построенное по заказу Александра III в Дании. Но увлечения Николая Александровича не распространялись на управление этим судном, он был на нем только главным пассажиром. 8 мая 1906 г. он записал в дневнике: «Посетили наш милый „Штандарт“». Во время прогулок в шхеры царская семья отдыхала от постоянного пристального внимания окружающих, совершала прогулки по островам, собирала грибы, играла в бадминтон. В круг этих развлечений были включены и небольшие байдарочные походы царя и цесаревича.

Постепенно байдарочные «походы» стали общим увлечением. Так, на байдарке ходила и младшая сестра Николая II – великая княгиня Ольга Александровна. Николай II отметил в дневнике 15 июня 1913 г.: «Покатался в компании четырех байдарок; около деревни на Падио встретил Ольгу, катавшуюся в двойке с Семеновым».

Анастасия в байдарке на палубе яхты «Штандарт»

Из этой записи следует, что на «Штандарте» находилось по крайней мере пять байдарок, в числе которых была и «двойка» (двухместная байдарка, построенная из красного дерева английским мастером). Еще четыре одиночки были изготовлены лучшим байдарочным мастером Императорского яхт-клуба.

Примечательно, что Николаю II удалось приобщить к байдарочным походам даже императрицу Александру Федоровну. Это вдвойне удивительно, поскольку она постоянно недомогала и подчас передвигалась в инвалидной коляске. Мемуаристы упоминают о ее четырехкилометровом походе на байдарке по финским шхерам.

Увлечения царя разделяли и его четыре дочери. Поскольку у каждой из них были свои фотоаппараты, до нас дошло огромное количество фотоснимков, на которых они нередко снимали друг друга в шлюпке-«гатчинке» и байдарке.

Весной и осенью царская семья переезжала в Крым, в Ливадию. Здесь были уже серьезные морские прогулки. 21 октября 1913 г. царь писал: «После чая пошел к морю и с Алексеем покатался в двойке», 26 апреля 1914 г.: «Погулял и покатался с Алексеем в двойке, был мертвый штиль».

Начавшаяся летом 1914 г. Первая мировая война принесла новые заботы, но сезон в Царском Селе открыли, как обычно, в апреле. 23 апреля 1915 г. в дневнике царя появилась запись: «Катался на байдарке и гатчинке». В августе 1915 г. царь принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего и бо́льшую часть времени проводил в Ставке в Могилеве, но когда он на короткое время возвращался к семье в Царское Село, то не упускал возможности вновь покататься в байдарке с сыном и поесть «картошку и печеные яблоки с Алексеем у костра» (запись за 25 сентября).

К весне 1916 г. положение на фронте стабилизировалось, и, как обычно, в дневнике 16 апреля появилась запись: «начал сезон на байдарке». Увлечение Николая II греблей использовалось лейб-медиком С. П. Федоровым для контроля за состоянием здоровья императора. 26 апреля 1916 г., по словам царя, «мы гребли также полдороги обратно под палящим солнцем, но потом перешли на моторную лодку. Здесь, шутки ради, Федоров стал пробовать у нас пульс – после усиленной гребли против течения – у Вали был 82, у меня 92, у Воейкова – 114 и у Кирилла – 128… 10 минут спустя Федоров опять проверил наши пульсы: у Вали и у меня пульс был нормальный, но у двух других он продолжал сильно биться».

Отречение Николая II в марте 1917 г., тяжелая болезнь детей в марте и апреле выбили царскую семью из колеи обычной жизни, но тем не менее в дневнике царя 13 мая 1917 г. появляется запись: «Катался в байдарке и шлюпке». Это последнее упоминание царя о любимом увлечении.

Проблемы «с ногами» у Романовых возникали в разном возрасте. Это могли быть различные патологии детского возраста, возрастные деформации костей стопы или осложнения, появлявшиеся при тех или иных заболеваниях. Первоначально их решением занимались хирурги, а затем при Императорском дворе появились хирурги-ортопеды.

Мозоли – это, конечно, не вопрос ортопедии, но от этого он не становится менее болезненным. Следует учитывать, что, хотя на аристократическом уровне обувь шилась индивидуально у лучших мастеров и из лучших материалов, это не снимало проблему мозолей и натоптышей даже у придворных дам. Поэтому в придворный штат в 1811 г. официально ввели должность «мозольного лекаря», которую занял некий Иозеф Гартог. С 1814 г. он официально именовался «мозольным оператором».

Как правило, специализация мозольного оператора была побочным заработком камердинеров-парикмахеров, но случались и исключения. В 1834 г. удалением мозолей в Зимнем дворце профессионально занимался «гардеробский помощник» великого князя Михаила Павловича – некий Перансо. В мае 1834 г. секретарь императрицы Александры Федоровны уведомил министра Императорского двора князя П. М. Волконского, что «Государыня Императрица, в изъявление своего удовольствия за усердную службу мозольного оператора Перансо, соблаговолила принять от него прилагаемую просьбу с двумя документами и Высочайше повелеть мне соизволила… При уведомлении, что Ея Императорского Величества будет приятно, если представится возможность удовлетворить просьбу Перансо дозволением ему именоваться Придворным Оператором». [1963]Такие «просьбы», конечно, выполнялись. В результате Перансо не только получил «звание Придворного мозольного мастера», но и право «иметь вывеску с Российским гербом и надписью Придворный оператор». [1964]