Дарья Наленч - Пилсудский [Легенды и факты]

1920 год оказал также влияние и на сознание советских людей, как поколения борцов за власть Советов, так и молодых строителей Советского Союза. Он формировал опыт и взгляды участников событий, руководителей, позднейших воспитателей.

Польская война была самой большой из тех, которые вели советские власти в годы защиты революции и гражданской войны, а Польша была самым крупным и серьезным реально действующим противником революционной России.

Адмирал Колчак на вершине своего могущества выставил на фронт боевые части численностью от 130 до 150 тысяч человек.

Армия Юденича осенью 1919 года насчитывала 40 тысяч человек. Генерал Деникин в это же время бросил в бой у ворот Москвы 150 тысяч человек. Польша на советском фронте имела постоянно не менее 200–250 тысяч активных штыков и сабель.

Польская война была также самым массовым переживанием советских людей в период возникновения Советского государства. Через польский фронт в течение 1919 и 1920 годов прошло не менее 1,5 миллиона советских бойцов Морально-психологическое состояние и диапазон переживаний солдат и офицеров на этом фронте были особыми. Если боевые действия 1919 года вписывались еще в рамки многих подобных сражений за укрепление Советской власти, то 1920 год был уже явной войной с внешним нашествием. И огромным шоком. К тому времени гражданская война в принципе закончилась. Начало 1920 года считалось началом мирного строительства. И в этот момент чужеродный агрессор протянул руку к тому, что для всех советских людей — коммунистов и некоммунистов — представляло часть его Родины, к колыбели русской культуры, к Киеву.

В России, измученной мировой войной и глубокими пароксизмами революции, всецело поглощенной первыми трудными шагами установления нового, большевистского порядка, весной 1920 года действительно хотели мира. Тем большим шоком оказались польский поход на Киев и необходимость вести еще одну войну, причем самую продолжительную и тяжелую. Поэтому эта война среди всех, которые пришлось вести Советской России в 1918–1920 годах, оставила в общественном сознании неизгладимую горечь и прочный след.

Необходимо помнить и о том, что война с Пилсудским была единственной среди этих войн, которая не была выиграна, не завершилась полным поражением и уничтожением противника.

«Панская Польша» оставалась в сознании очень многих советских людей, которые прошли через фронт 1920 года, главным врагом Родины, главной опасностью для Советского Союза. А также главной антисоветской силой. В ней по-прежнему видели любимое детище Антанты и опору тогдашнего империалистического соотношения сил в Европе, ненавистного версальского порядка.

В 1920 году немалую роль сыграла поддержка, которую оказали Советской России рабочие Европы. Советские газеты были заполнены информацией о забастовках докеров и железнодорожников, моряков и транспортников Германии и Чехословакии, Франции и Англии под лозунгом «Никакой помощи Польше Пилсудского»… Эта преувеличенная вера в помощь рабочих Запада вылилась потом в горькое разочарование в 1941 году!

И, наконец, самый трагический вопрос — о польском революционном рабочем движении. Это движение, которое дало Октябрьской революции 70 тысяч самоотверженных и преданных бойцов, которое в 1918 году создавало в Польше рабочие советы, а в 1920 году попыталось заложить революционную польскую власть в Белостоке, не сумело, однако, а точнее, было не в состоянии привести в 1920 году польское общество к социалистической революции.

Красную Армию, которая шла на Варшаву под лозунгами социального освобождения, которая протянула руку своим классовым братьям — польским рабочим, на заставах Варшавы встречали не триумфальные арки. Это стало для российских революционеров серьезным разочарованием. Термин «белополяки» служил вначале для того, чтобы различить настоящих поляков от польской контрреволюции. Но чем ближе к Висле, тем этих «белополяков» оказывалось все больше… На предпольях Варшавы складывалось впечатление, что других просто нет.

Итак, в конечном счете кампания 1920 года оказала огромное влияние на сознание обоих народов. По обеим сторонам рижской границы, по обеим сторонам фронта, который в силу необходимости стал границей, утвердились стереотипы, свойственные больше состоянию войны, чем дружественного мира. Термин «белополяки» имел в Советской России такую же эмоциональную окраску, что и термин «большевики» и «советы» в Польше. С карикатур на плакатах и в газетах людей пугали, с одной стороны, азиат в бараньей шапке, с ножом в зубах, с другой, элегантно одетый польский легионер, вытирающий ажурным носовым платком окровавленную шашку. С одной стороны, была «панская Польша Пилсудского», с другой — «хамские, большевистские советы».

Реальные обстоятельства польско-советских отношений в межвоенном двадцатилетии сформировали события 1920 года. Господствующие идеологии были те же, которые столкнулись друг с другом на полях сражений. Конкретные взгляды отдельных лиц и масс формировались под влиянием личного и исторического опыта в боях под Киевом, Радзымином и на Немане.

Нельзя забывать, что люди, которые разрабатывали и реализовывали политику на протяжении всего межвоенного периода и в Варшаве, и в Москве, — это были люди, сформировавшиеся в 1920 году.

Сталин и Пилсудский, Ворошилов и Рыдз-Смиглы, Молотов и Бек… а также партийные активисты среднего уровня и политические деятели, комиссары и офицеры. А также молодежь по ту и другую сторону границы, воспитанная на легенде.

Эхо 1920 года мы находим в поведении этих людей и в 1939 году, и в 1941-м, и в 1943-м, и в 1944 году. Это эхо лежит у основ всех трудностей соглашения, у основ многих личных драм и одной общей драмы.

Все это — и реальный диктат действительности, и психологический багаж прошлого — оставило цепь драматических споров и трагических недоразумений, которые вели к противопоставлению Польши и Советского Союза в конце межвоенного двадцатилетия, перед лицом нарастающей угрозы гитлеровского нашествия.

Победа 1920 года породила Сентябрьскую катастрофу. Но «чудо на Висле» породило также трагическую ситуацию 1941 года, породило боль разочарований, одиночества и разгрома приграничных советских фронтов летом 1941 года и зимнюю трагедию Ленинграда.

Ибо иное состояние польско-советских отношений и во всяком случае иная, свободная от груза 1920 года атмосфера, дающая возможность для политического маневра, продиктованного логикой событий уже в конце 1937 — начале 1938 года и наверняка в 1939 году, создали бы иные условия для конфронтации между гитлеризмом и Европой. Эта конфронтация могла произойти в другое время и наверняка в другом месте.