Эрнст Бааш - К истории экономического развитие Голландии в XVI-XVIII веках

Кризис 1772–1773 гг. следует почти целиком приписать спекуляции акциями и чрезмерной «торговле воздухом» {821} . На лондонской бирже уже издавна спекулировали в больших масштабах с акциями английской Ост-Индской компании. Летом 1772 г. это привело в Лондоне к многочисленным банкротствам. Этот кризис нашел свое отражение в Амстердаме, на бирже которого в это время также процветала невиданного размаха спекуляция ценными бумагами и акциями. Банкротство известного банка «Клиффорд и сыновья» дало сигнал к общей панике. За этим банкротством последовали другие. На этот раз опять обнаружился низкий моральный уровень купечества {822} . Кризис 1773 г. отличался от кризиса 1763 г. тем, что в то время, как в 1763 г. мелкие держатели не были им затронуты, а также благодаря покровительству со стороны крупных банков мало пострадали держатели иностранных займов, — в 1773 г. все они были сильно задеты кризисом. На этот раз вмешались также амстердамские городские власти: в январе 1773 г. они учредили ссудную кассу, которой банк предоставил необходимые средства {823} .

Амстердамский кризис оказал влияние на Гамбург, Стокгольм, Копенгаген, на Россию и на все страны, которые состояли в оживленных торговых и финансовых сношениях с Амстердамом. К кредиторам Клиффорда принадлежали Английский банк, германский император, датский король. Наконец, было решено удовлетворить кредиторов в пределах 30%. Во время этого кризиса были выдвинуты многочисленные предложения, которые отчасти имели своей целью более справедливое удовлетворение пострадавших. Действительный успех в этом направлении имел изданный 30 января 1777 г. новый устав о несостоятельности, более приспособленный к современным условиям, чем уставы 1659 и 1729 гг., относившиеся ко времени, когда сделки с векселями не имели еще того масштаба и значения, как во второй половине XVIII в.

Лотерейная игра, которая существовала в Нидерландах еще со средних веков, не представляла собой настоящей биржевой игры, но по внешности она имела много общего с последней. Она всегда преследовала благотворительные цели и с середины XVI в. стала также источником государственных доходов {824} . Более крупные лотереи начали проводиться лишь с конца XVII в. и сильно разжигали страсть к игре, причем благотворительный характер их постепенно отступал на задний план. Все более и более стали проявляться страсть к выигрышу, желание заработать деньги не работая {825} . Чем хуже было положение в стране, тем более увеличивалось число лотерей. Так было, например, в 1798–1803 гг. {826} . [298]

В круг деятельности биржи входило также страховое дело. Если непосредственное хозяйственное значение страхования весьма ограничено, то в качестве вспомогательной отрасли оно имело неоценимое значение для торговли и судоходства; поэтому в историко-экономическом исследовании его нельзя не коснуться.

Страховое дело перешло к Амстердаму, как часть антверпенского наследства. Вначале объем его был весьма скромным, так как страхование морских судов, которое тогда превосходило по своему значению все другие виды страхования, еще не было развито в таком масштабе, как впоследствии; многие купцы предпочитали нести риск сами. Однако уже в XVI в. видный купец и одновременно поэт Румер Висхер (род. в 1547 г.) энергично действовал в области страхования судов. Оно часто проводилось на общий счет {827} . Только в течение XVII в., ввиду рискованности плавания по морю, морское страхование расширилось. Охранные суда, плавание судов под конвоем не гарантировали от потерь. За 1624–1634 гг. около 400 крупных судов было разграблено, много купцов из-за этого окончательно разорилось. Фрахты поэтому все более дорожали, страховые премии повысились с 2–3% до 8–10% {828} .

Уже в 1617 г. Михаел де Маухерон выдвинул предложение организовать общую «Страховую палату» («Camer van assurantie»). Но оно не было осуществлено {829} . В конце 1628 г. несколько амстердамских купцов вновь выдвинули этот план; они проектировали организацию страхового общества, которому была бы предоставлена монополия сроком на 24 года {830} . Всякий купец, который вел торговлю с Востоком или Западом, обязывался страховать 9/ 10отправляемых товаров, 1/ 10не страховалась и оставалась под его личный риск. Страховая премия должна была составлять 1 1/ 2–5 1/ 2%. Компании предоставлялось право контроля над судами. Ни одно судно не имело права получать конвой от государства без предъявления свидетельства об оплате премии компании. Сама компания обязывалась постоянно содержать на море по меньшей мере 60 военных кораблей, за что получала монополию на торговлю с Африкой и Левантом.

Этот план, инициаторами которого были видные коммерсанты Алберт Кунрадш Бюрг, Элиас Трип, Ханс ван Лон, встретил, однако, сильные возражения. С одной стороны, в Амстердаме опасались монополистического характера компании, а с другой — боялись, что премия, которая по проекту должна уплачиваться лишь в случае нужды, может превратиться в постоянное бремя для торговли. Это может побудить другие народы, на которых также будет возложено это бремя, с своей стороны, взимать аналогичные поборы с голландцев {831} . Противником плана выступил также Гарлем {832} . Гарлемцы справедливо указывали, что ошибочно предполагать, будто бы у других народов нет моряков, знающих дорогу к Гибралтару, и что они поэтому принуждены будут согласиться на такие премии. Такое принудительное обременение, утверждали они, лишь отвлечет торговлю от Голландии и принесет вред промышленности; помимо того, этот план противоречит также нидерландской свободе, между тем как «мы во всем свете известны как свободные нидерландцы». Амстердамцы указывали еще на ущерб, который план принесет судостроению. Компания отвлечет от него на 3–4 года большие капиталы, сильно вздорожает лес и т. д. {833} Главными мотивами, выдвинутыми при обсуждении проекта, были высокое обложение и ограничение свободы. За проект стоял вместе с другими внутренними городами Лейден, который издавна проявлял протекционистские тенденции. Наконец, в качестве аргумента в пользу необходимости избегать таких обременительных учреждений, выдвигалась конкуренция со стороны Гамбурга {834} . Перевес получили отрицательные голоса портовых городов, которые и знать не хотели о такой принудительной организации {835} .

В ближайшие годы план этот вновь многократно возникал, каждый раз в немного измененной форме и частично с учетом выдвинутых против него возражений. Так, в проекте 1634 г. монополия ограничивалась нехристианскими областями Леванта и Африки, а субсидия со стороны государства снижалась с 40 до 20 тонн золота {836} . [299]Однако из-за сопротивления Голландии план этот, несмотря на настояние Генеральных штатов и на большой интерес к нему принца Фридриха-Генриха, не имел успеха. Амстердам, который и тогда оказывал принцу упорное сопротивление {837} , твердо оставался при своем отрицательном мнении по отношению к плану. Вместо обременительных страховых премий он готов был согласиться лишь на «торговый налог» (Veilgeld). Кроме того, подозрение внушали частные интересы участников компании и сомнения в способности частного общества вооружать и содержать военные корабли {838} . Амстердам, имевший на своей стороне только Гарлем и мелкие города северных районов, выступил в 1634 г. против большей части провинций, которых поддерживали Фридрих-Генрих, Государственный совет и штаты Голландии. В 1636 г, план этот был решительно отвергнут Амстердамом {839} , и дело было окончательно ликвидировано. Между тем положение на море улучшилось. В конце 1637 г., когда Тромп и Витте де Вит встали во главе флота, начался славный период нидерландского морского флота. Проект этот всплывал еще несколько раз, но лишь для того, чтобы столь же быстро исчезнуть. Весь этот эпизод интересен для истории страхового дела; он служит, кроме того, лишним свидетельством преобладающего влияния Амстердама.