Сара Брэдфорд - Лукреция Борджиа

Можно не сомневаться, Лукреция понимала настроение человека, это письмо написавшего. Она не могла не знать о трудностях, которые стояли перед отцом и братом, выбивавшими согласие на брак у сопротивлявшегося изо всех сил герцога. В июле отец доверил ей вести дела в Ватикане, пока сам осматривал Сермонету и земли, отнятые недавно у Каэтани. В это лето он экспроприировал также земли других римских баронов: Колонны, Савелли и Эстувиль. Бурхард свидетельствует: «Прежде чем Его Святейшество, господин наш, покинул город, он передал дворец и все свои дела дочери Лукреции, поручил ей открывать всю приходящую на его имя корреспонденцию…»На этот раз она уже была не пешкой в игре, затеянной отцом и братом, а заинтересованным и активным участником переговоров о предполагаемом браке. Это подтвердил и сам Эрколе в постскриптуме к письму, которое написал ей 2 сентября: «Госпожа Лукреция! Касательно вопроса о Вашем приданом… одна статья в договоре передана была Вам, чтобы вы и ваш брат, почтенный герцог Романьи, ознакомились с нею и вынесли решение. Просим Вашу Светлость не торопиться с заявлением, пока вы не обсудите ее с нашими представителями, которые в настоящее время к вам направляются».

Историк Гвиччардини — к друзьям Борджиа его не отнесешь — вынес свой вердикт относительно этого брака:

Хотя брак этот совершенно недостоин рода Эсте, до сих пор заключавшего самые благородные союзы, и тем более недостоин, потому что Лукреция — внебрачный ребенок и женщина с запятнанной репутацией. Эрколе и Альфонсо согласились на этот брак, поскольку французский король, желавший потрафить папе, оказывал на них сильное давление. Кроме того, ими двигало желание обезопасить себя, чему способствовали военная мощь и амбиции герцога Валентинуа (если при вероломстве последнего на это можно было рассчитывать). Валентинуа представляет собой сейчас влиятельную фигуру — деньги, авторитет папы и милости от французского короля. Он наводит страх на большую часть Италии, и всем известно, что алчность его не знает предела.

О браке Лукреции в Риме узнали 4 сентября «примерно в час вечерни». Отметили это событие выстрелом пушки из замка Святого Ангела. На следующий день Лукреция в платье из золотистой парчи, украшенном витым золотым шнуром, ехала из дворца Санта-Мария-ин-Портико в церковь Санта-Мария-дель-Пополо в сопровождении трехсот всадников. Перед ней шествовали четыре епископа, а заключала процессию большая свита новобрачной. «В тот же день, — свидетельствовал Бурхард, — с начала ужина и до третьего часа ночи звонил большой колокол Капитолия, по всему городу зажгли огни и маяки, самый большой огонь горел на башнях замка Святого Ангела и Капитолии. Все веселились и радовались. На следующий день две придворные актрисы, которым Лукреция подарила свое золотое платье, стоившее 300 дукатов, и другую одежду, шли по городу, выкрикивая: «Да здравствует самая знаменитая герцогиня Феррары! Да здравствует папа Александр!»

15 сентября Чезаре вернулся из Неаполитанской Кампании, и на следующий день семья Борджиа принялась праздновать радостное событие по-настоящему. Флорентийский посол Франческо Пепи сообщил 17-го сентября: «Хотя и вчера и сегодня я ходил во дворец повидаться с папой, аудиенции он никому не дал, потому что накануне весь день был занят: отмечал предстоящее бракосочетание мадонны Лукреции. Гремела музыка, все пели и танцевали…» Александру чрезвычайно нравилось смотреть на танцующих красавиц, и в особенности на свою дочь. Как-то раз он пригласил к себе послов из Феррары, чтобы те взглянули на нее, и пошутил: «Пусть, мол, убедятся, что герцогиня не хромая». И Чезаре, и Лукреция утомились от нескончаемых увеселений, организуемых их неуемным отцом. 23 сентября Джерардо Сарацени, феррарский посол, сообщил, что Чезаре принял их полностью одетым, однако при этом лежал на кровати: «Я боялся, что он заболел: накануне вечером он танцевал без передышки. Сегодня вечером во дворце понтифика ему опять придется выплясывать, ведь в честь высокочтимой герцогини (Лукреции) устраивают званый ужин». Спустя два дня он же написал о Лукреции: «Сиятельная госпожа по-прежнему недомогает, она крайне утомлена… Его Святейшество скоро уедет, и отдых пойдет ей на пользу, ну а покуда она в папском дворце, танцевать ей приходится до двух-трех часов ночи, и это страшно ее измучило». Лукреция, похоже, унаследовала от отца способность быстро восстанавливать духовную энергию, а вот физической крепости ей недоставало: здоровьем она похвастаться не могла. Александр же не уставал никогда. Как-то раз понтифик сильно простудился, к тому же ему вырвали зуб, однако он заявил послу из Феррары: «Если бы здесь был герцог (Эрколе], то даже с подвязанной щекой я пригласил бы его поохотиться на кабана».

25 сентября Александр и Чезаре покинули Рим, чтобы проинспектировать фортификационные сооружения замков Непи и Чивита-Кастеддана, к северо-востоку от Рима. И снова Лукреции в отсутствие Александра поручили управление Ватиканом. Сарацени и другой посол, Берлингуэр, постоянно посещали ее, пытаясь, как они сказали Эрколе, найти через нее подход к папе. Они рассказали о состоянии ее здоровья:

Достопочтенная мадонна все еще не оправилась. Она утверждает, что со здоровьем у нее все в порядке, просто испытывает небольшую слабость. Занимается, как обычно, делами, дает аудиенции. Мы полагаем, недомогание ее долго не продлится, потому что Ее Светлость внимательно следит за своим здоровьем. Мы также верим, что, отдохнув за несколько дней, она совершенно оправится. Дело в том, что последнее время, посещая дом отца, сиятельная госпожа Лукреция танцевала до восьми-девяти часов утра, и это сильно утомило Ее Светлость.

Лукреция покорила феррарских послов тем, что неизменно выражала желание поскорее у них оказаться: «Ее Светлость каждый день спрашивает у нас, когда, по нашему мнению, она сможет уехать из Рима. Каждый час здесь, по ее заверениям, превращается для нее в вечность. Ей не терпится поскорее приехать в Феррару и выразить уважение Вашей Светлости, увидеть достопочтенного дона Альфонсо… дома она. похоже, чувствует себя, как в тюрьме… столь велико ее желание приехать к нам. Она страшится плохой погоды [это обстоятельство может отсрочить ее путешествие]. Она хочет знать точно, когда Ваша Светлость пришлют за ней…» Лукреция слишком хорошо знала, что все может сорваться: Эсте она не доверяла. Замужество зависело от могущества ее отца и брата. В благополучном исходе она не была уверена. Только бы добраться до Феррары, а после подтвердить консумацию брака. Альфонсо по-прежнему упорно выдерживал дистанцию. Упорствовал и Эрколе: он хотел, чтобы невеста оставалась в Риме, покуда он не вырвет из папы все, что наметил. Когда Лукреция сообщила, что «сгорает от нетерпения» покинуть Рим, послы ответили, что приезда ее ждут и феррарцы, хотя «присутствие ее в Риме крайне необходимо: Лукреция имеет большое влияние на Его Святейшество, и без нее им не довести до благополучного завершения все договоренности».