Бахауддин ибн Шаддад - Саладин Победитель Крестоносцев

Вечером накануне четверга, 19-го дня жумада II, султан созвал к себе эмиров. На совет явились Абу л-Хейжа' Толстый, который передвигался с трудом и в шатре султана был вынужден сидеть в кресле, ал-Маштуб, офицеры, которые недавно служили под командованием Асад ад-Дина (Ширкуха), и все прочие предводители. Затем султан велел мне выступить перед ними, призывая продолжить священную войну с захватчиками, и я сказал им те слова, которым по этому поводу надоумил меня Аллах. Среди прочего я говорил: «Когда усилилась угроза, [нависшая над] Пророком [и мусульманами], его сподвижники принесли клятву, что будут сражаться за него до послед­него. Вот нам пример, достойный подражания более всех других. Так давайте же соберемся у Скалы и поклянемся стоять друг за друга до по­следнего издыхания. Может быть, чистота наших намерений подарит нам радость увидеть врага обращенным в бегство». Все присутствовав­шие одобрили мое предложение и пообещали исполнить его на деле. Султан некоторое время безмолвствовал, сидя в позе размышляющего человека, и все с уважением отнеслись к его молчанию[358]; затем он произ­нес следующие слова: «Хвала Аллаху и благодать Его Пророку! Се­годня вы — армия и опора Ислама. Помните, что кровь мусульман, их ценности и их дети находятся под вашей защитой, и из всех мусульман именно вы должны выступить против этого врага. Если вы дрогнете — Аллах, да не допустит такого! — они скрутят эту землю, как сворачивают [355] свитки с письменами (Коран, 21:104), и вы будете в ответе за это, ибо это вы взялись защищать ее; вы получили деньги из общественной казны, и только от вас зависит безопасность мусульман по всей этой земле. Же­лаю вам удачи». Затем слово взял Сейф ад-Дин, который сказал: «Мой повелитель, мы — твои слуги и рабы. Ты был милостив по отношению к нам и сделал нас и великими, и могущественными, и богатыми; у нас нет ничего, кроме наших шей, и они — в твоих руках. Именем Аллаха! Ни один из нас не прекратит помогать тебе до самой своей смерти». Все присутствовавшие выразили сходные чувства, и их клятвы успокоили мысли султана и утешили его сердце. Затем он приказал подать обыч­ную пищу, после чего офицеры удалились. Остаток четверга прошел в кипучей деятельности и подготовке. Вечером, как обычно, мы пришли на дежурство в шатер султана и просидели с ним часть вечера, но он был не таким жизнерадостным, как всегда. Мы вместе сотворили ноч­ную молитву, что было для всех сигналом удалиться, и я уже выходил из шатра с остальными, когда он попросил меня остаться. Я остался, стоя перед ним, и он спросил, слышал ли я последнюю новость. Я отве­тил, что нет. Тогда он сказал: «Сегодня я получил информацию от Абу л-Хейжа' Толстого о том, что к нему приходило множество мамлюков и что они не одобряют нашего намерения относительно осады и того, чтобы запереться в городе. Они говорили, что такое развитие событий не даст нам никаких преимуществ и что в случае, если мы запремся в цитадели, нас постигнет та же участь, которая постигла гарнизон Акры, тогда в результате все мусульманские земли достанутся врагу; что луч­ше рискнуть дать неприятелю генеральное сражение; в этом случае, если Аллах дарует нам победу, мы окажемся хозяевами всего, что в на­стоящее время принадлежит неприятелю; а в противном случае мы по­теряем Святой Город, но сохраним армию; и что наши войска раньше защищали Ислам и не владея Святым Городом». Теперь же в султане проснулась такая любовь к Иерусалиму, которая превосходила все мыс­лимые пределы воображения; и это сообщение сильно огорчило его, Я был с ним весь вечер, и это был один из тех вечеров, которые мы провели на пути Аллаха. В доставленном ему послании был следующий отрывок: «Если ты желаешь, чтобы мы остались в Святом Городе, то ты должен остаться с нами или же поставить нашим командиром кого-либо из членов твоей семьи; ибо курды не будут подчиняться туркам, а турки точно так же никогда не станут подчиняться курдам». Поэтому было ре­шено, что султан оставит в Иерусалиме своего (внучатого племянника) Мажйд ад-Дина, сына Фарук-Шахд и повелителя Баальбека. Сначала он [356] предлагал, что сам запрется в городе, но был вынужден отказаться от этой мысли из-за того, что в этом случае над Исламом нависла бы великая опасность. На заре я застал его по-прежнему бодрствующим; это сильно обеспокоило меня, и я уговорил его прилечь хотя бы на час. Не успел я выйти от него, как услышал, что муэдзин призывает на молитву, и мне едва хватило времени, чтобы совершить омовение, ибо день уже начинался. Поскольку я часто совершал утренний намаз вместе с султаном, я вновь направился к нему и увидел, что он соверша­ет омовение. После того как мы вместе помолились, я сказал: «Мне пришла в голову одна мысль; дозволено ли мне будет рассказать тебе, о чем я подумал?» Он разрешил. «Моего покровителя, — сказал я, — снедает беспокойство, твоя душа несет непосильный груз забот. Зем­ные средства бесполезны; ты можешь лишь обратиться к Всемогущему Аллаху. Сегодня пятница, самый благословенный день недели, день, ког­да молитвы лучше всего бывают услышаны, а мы здесь находимся в са­мых благословенных местах. Пусть султан совершит омовение, а затем тайно раздаст милостыню, чтобы никто не знал ее источника; потом, между азаном и икамой сотвори молитву из двух ракатов, всеми по­мыслами устремившись к Аллаху, поверив Ему все твои тревоги и при­знав, что ты не в силах выполнить то, за что взялся. Возможно, Аллах, сжалится над тобой и ответит на твою молитву». А султан искренне верил во все положения вероучения и полностью следовал всем основам Ислама. Затем я вышел от него. Во время молитвы в мечети я молился подле него в Аксе, и он совершил два рак'ата и пал ниц, тихо произнося слова молитвы; слезы капали на его молитвенный коврик. Затем члены щамаата (участники общей молитвы) разошлись. Вечером того же дня мы, как обычно, были на дежурстве при нем, и тут он получил посла­ние от Журдика, который в то время командовал авангардом. В нем говорилось следующее: «Все вражеское войско выступило на конях и заняло позицию на вершине холма, после чего вернулось в лагерь. Мы направили лазутчиков, чтобы узнать, что именно происходит». Утром в субботу прибыло новое донесение, в котором говорилось: «Наш лазут­чик вернулся и сообщил, что меж врагами возникли разногласия; одна часть хочет идти на Святой Город, а другая — вернуться в свою стра­ну. Французы настаивают на том, чтобы наступать на Иерусалим[359]: "Мы покинули нашу страну, — говорят они, — только ради Святого Города, и мы не вернемся до тех пор, пока не возьмем его". На это английский [357] король отвечает: "Все источники вокруг города отравлены, поэтому там не будет ни капли воды; где, в таком случае, мы возьмем воду?" Ему сказали: "Мы будем пить из речки Наку[360], что в фарсанге от Иеру­салима". — "Как мы будем поить животных?" — спросил король. "Мы разделим войско на две части, — ответили ему. — Одна будет ездить на водопой, а другая будет в это время оставаться рядом с городом, чтобы продолжать осаду, и мы будем ходить на водопой один раз в день". На это английский король ответил: "Как только часть армии поведет животных на водопой, гарнизон совершит вылазку из города и нападет на оставшиеся войска, чем погубит всех христиан". В итоге было ре­шено избрать триста человек из числа знати, которые, в свою очередь, должны были избрать двенадцать человек из своего числа, а те — еще трех, чтобы окончательно решить этот вопрос. Они провели ночь, ожи­дая решения этих троих».[361]