Бахауддин ибн Шаддад - Саладин Победитель Крестоносцев

Султан осмотрел все укрепления, которые принадлежали ему на Побережье, и приказал провести необходимые ремонтные работы; затем он сосредоточился на состоянии войск, составлявших их гарнизоны, и наполнил каждую из крепостей пехотой и конницей. Утром в среду, 26-й день месяца шаввал, он въехал в Дамаск и застал там ал-Малика ал-Афдаля, ал-Малика аз-3ахира, ал-Малика аз-Зафира и своих младших детей. Он любил жить в этом городе больше, чем где бы то ни было. Утром в четверг, 27-й день месяца, он провел публичный прием, на который мог прийти любой человек, желавший лицезреть его. К нему пропускали людей всех сословий, и поэты декламировали написанные в его честь стихи: «он распростер крыла справедливости над всеми и пролил на свой народ дождь благодати из облаков своей необыкновенной щедрости и доброты». Ибо в назначенное время он давал аудиенции, на которых выслушивал жалобы подвергшихся при­теснениям. В понедельник, в 1-й день месяца зу-л-ка'да, ал-Малик ал-Афдал устроил великий пир в честь ал-Малика аз-3ахира, прибывшего в Дамаск, узнав, что султан намерен задержаться в этом городе. Он остал­ся там, надеясь, что ему выпадет удовольствие вновь увидеться со сво­им отцом; казалось, его благородное сердце чувствовало приближение смерти отца. В тот вечер он несколько раз возвращался, чтобы попро­щаться с ним. Во время пира, данного ал-Афдалем в честь брата, он про­демонстрировал величие и хороший вкус, достойный его благородного характера. Он воспринимал его как дань благодарности за великолепный прием, оказанный ему аз-Захиром во время его визита в Алеппо. На этой ассамблее присутствовали великие государственные мужи, как светские, так и духовные (буквально: повелители этого мира и сыновья последую­щего). Султан также получил приглашение ал-Афдаля и приехал, чтобы повеселить свое сердце. Так, по крайней мере, мне говорили. [402]

Ал-Малик ал-'Адил ездил проверить крепость ал-Керак и отдать распоряжения по поводу ее усовершенствований, которые он считал необходимыми, после чего он вернулся в свои владения на Евфрате, и в среду, в 17-й день месяца зу-л-ка'да, он въехал на терри­торию Дамаска. Султан выехал, чтобы встретить его, и дожидался его, охотясь в районах между 'Ибабом[382] и ал-Касвой, и, встретившись, они вместе направились в Дамаск и въехали в сей город вечером в субботу, 21-й день месяца. Султан остался в Дамаске, охотясь в обществе своего брата и сыновей, развлекаясь в окрестностях Дамаска преследованием га­зелей. Казалось, это позволяет ему сбросить с себя постоянное напряже­ние, связанное с дневными заботами и ночными бдениями, что для него было совершенно необходимо. Однако он не думал, что во время охоты прощается со своими детьми и радостями охоты. Груз забот и ряд дел не позволяли ему помышлять о новой поездке в Египет. Я по-прежнему на­ходился в Иерусалиме, когда получил письмо, в котором мне приказыва­лось присоединиться к нему. Дождь стоял стеной, а дороги так раскисли, что мне потребовалось девятнадцать дней, чтобы совершить эту поездку. Я выехал из Иерусалима в пятницу, в 23-й день месяца мухаррам 589 г., и прибыл в Дамаск только во вторник, в 12-й день месяца сафар, когда к городу, куда султан прибыл днем в понедельник, 11-й день месяца сафар, подходили первые паломники, так что мое появление оказалось отсро­ченным. В северной передней вокруг ал-Малика ал-Афдаля толпились эмиры и высокие должностные лица, дожидавшиеся аудиенции султа­на. Узнав, что я здесь, он приказал пропустить меня к нему прежде всех остальных для личной беседы и поднялся со своего места, чтобы при­ветствовать меня. Никогда прежде на его лице не было такой радости от встречи со мной; его глаза наполнились слезами, и он заключил меня в свои объятия. Аллах да смилуется над ним! [403]

В среду, 13-й день месяца сафар, он послал за мной, и когда я при­шел к нему, спросил, кто находится в передней. Я ответил, что там сидит ал-Малик ал-Афдал, ожидающий, когда ему будет дозволено засвидетельствовать свое почтение, а также множество эми­ров и людей, которые пришли с той же целью; однако он послал Жамал ад-Дина Икбаля сказать им, что он не сможет их принять. На следую­щее утро он опять спозаранку прислал за мной, и я застал его сидящим в беседке в саду окруженным младшими детьми. Он спросил, не ждет ли его кто-нибудь, а когда узнал, что прибыли послы от франков и ждут, когда он со своими эмирами и чиновниками их примет, он велел приве­сти к нему послов. Там оказался один из его маленьких детей, эмир Абу Бакр, которого он очень любил и с которым играл. Как только ребенок увидел этих людей с их выбритыми подбородками, коротко подстри­женными волосами и наряженными в странные одеяния, он испугался и заплакал. Султан извинился перед послами и отпустил их, не выслушав доставленного ими сообщения. Затем, как всегда, он ласково сказал мне: «Хлопотный день». Затем добавил: «Принесите нам то, что готово». Ему принесли рис, сваренный в молоке, и другие легкие закуски, и он поел, но без особого, как мне показалось, аппетита. В последнее время он не проводил приемов под предлогом, что ему тяжело двигаться; он и в са­мом деле страдал несварением желудка, вялостью и слабостью[383]. Когда мы завершили трапезу, он спросил, что я слышал о хажже. Я ответил: «По дороге я встретил некоторых путников; если бы было не так много грязи, сегодня они уже были бы здесь; но они придут завтра». Тогда он сказал: «Если на то будет воля Аллаха, мы поедем, чтобы их встретить». [404] И он приказал, чтобы дорогу, по которой они шли, очистили от воды, потому что в тот год погода была исключительно дождливая и по доро­гам текли потоки воды. После этого я удалился, заметив, что он пребы­вает не в столь хорошем настроении, какое было мне хорошо знакомо. Рано утром в пятницу он выехал верхом на коне. Вскоре я последовал за ним с вьючными животными и догнал его как раз тогда, когда он встретился с паломниками. Среди паломников были Сабик ад-Дин и ал-Йаруки, и эти шейхи пользовались колоссальным уважением. Затем к нам подъехал ал-Малик ал-Афдал, чтобы присоединиться к нему, и он отвел меня в сторону, чтобы поговорить со мной. В этот момент я заметил, что на султане не было его казаганда, без которого он никогда не выезжал верхом.

Зрелище в тот день открывалось великолепное, ибо население го­рода собралось в толпы, чтобы встретить султана и посмотреть на него. Я не мог больше сдерживаться и поспешил к нему, чтобы сказать, что он забыл надеть казаганд. Он вел себя так, словно очнулся от сна, и по­просил принести ему это одеяние, но распорядителя его гардероба не нашли. Дело показалось мне очень серьезным. Я сказал себе: «Султан просит то, без чего он никогда не обходился, и не может это получить!» Я задумался и решил, что это дурной знак. Затем я обратился к нему и спросил, нет ли другого пути для возвращения в город, где было бы не так много народу. Он ответил, что есть, и свернул в проход между садами, ведущий в стороны ал-Муни'[384]. Мы последовали за ним, но на ду­ше у меня было очень тревожно, ибо я сильно опасался за его здоровье. Когда мы подъехали к замку, он, как обычно, въехал в него по мосту, но это был последний раз, когда он по нему проехал. [405]