Сергей Кремлёв - Ленин в 1917 году

Это была идея уже советских хозяйств — совхозов!

Сегодня активно замалчивается, что основной товарный хлеб в царской России производили именно 30 тысяч крупных латифундий, а также кулацкие хозяйства при помощи наёмных батраков… Поэтому ленинская идея окончательной социализации земли была исторически и экономически единственно разумной и перспективной. Увы, русский крестьянин понял это очень далеко не сразу, и после Ленина с ним пришлось немало помучиться уже Сталину…

Между прочим, как в мае 1917 года правые эсеры, так и в ноябре 1917 года левые эсеры сделали всё, чтобы не допустить выступления Ленина на крестьянском съезде как Председателя Совнаркома. И лишь после ультимативного требования фракции большевиков на съезде Ленин получил слово, да и то — «по поручению фракции», а не как глава правительства…

Принятый тремя неделями ранее Декрет о земле мог быть и более радикальным, что было объективно необходимо, но Ленин взял за его основу крестьянские наказы. Теперь Ленин призвал порвать с соглашательством и напомнил:

— Вы хотите земли́, но зе́мли заложены и принадлежат русскому и всемирному капиталу. Вы бросаете вызов капиталу, вы идёте при этом другим путём, чем мы, но мы с вами сходимся в том, что идём и должны идти к социальной революции… Что касается Учредительного собрания, то работа Учредительного собрания будет зависеть от настроения в стране, а я скажу: на настроение надейся, а винтовки не забывай…

Бросил Ленин упрёк и левым эсерам:

— Партия — это авангард класса, и задача её вовсе не в том, чтобы отражать среднее состояние массы, а в том, чтобы вести массы за собой. Но, чтобы вести колеблющихся, надо перестать колебаться самим товарищам левым эсерам…

Увы, колебалось русское крестьянство, колебались и левые эсеры — к июлю 1918 года они доколеблются до прямой контрреволюции…

А тут и соратники в собственной партии Ленина стали колебаться, причём — самым неумным образом.

И вот в чём было дело…

ОБЩЕИЗВЕСТНО, что первыми двумя декретами Советской власти были Декрет о мире и Декрет о земле.

О чём был третий декрет Советской власти, знает мало кто, а это был Декрет о печати , принятый 27 октября (9 ноября) 1917 года.

По этому декрету закрытию подлежали органы прессы: « 1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путём явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера ».

В декрете было заявлено, что « настоящее положение имеет временный характер и будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий жизни ».

И вот 4 (17) ноября 1917 года в битком набитом огромном зале заседаний ЦИКа большевик (причём — свежеиспечённый) Ларин выступает даже не с провокационным, а с идиотским (определить его иначе язык не поворачивается) предложением об отмене Декрета о печати в связи с тем, что приближается-де срок выборов в Учредительное собрание и «пора покончить с политическим террором». За это предложение ухватились левые эсеры Колегаев, Карелин, Прошьян и часть большевиков, в том числе — Рязанов и Лозовский…

Ещё более серьёзной оказалась оппозиция большевистского меньшинства, настаивавшего на создании «социалистического правительства из всех советских партий». Здесь были активны всё те же Каменев и Зиновьев с компанией — даром, что ни меньшевики, ни правые (да и левые) эсеры разделить реальную ответственность с большевиками за ситуацию не стремились. Эта болтающая шушера уже тогда была «за Советы», но — «без большевиков».

Забегая вперёд, напомню, что Ленину пришлось вскоре пойти на правительственную коалицию с левыми эсерами, но даже левые эсеры остались всё же эсерами, и, как было сказано, кончили в июле 1918 года контрреволюционным мятежом.

Так или иначе, Советской власти не исполнился и месяц, а в руководстве большевиков был налицо новый раскол, хотя большинством и была принята резолюция ВЦИКа о безоговорочной поддержке политики Совнаркома в области печати.

Джон Рид в своей книге приводит следующие результаты голосования: «Точка зрения Ленина собрала тридцать четыре голоса против двадцати четырёх», при этом редакционное примечание 1958 года поправляет Рида и сообщает, что «резолюция Ларина и левых эсеров была отвергнута двадцатью пятью голосами против двадцати». Наиболее же, очевидно, достоверное примечание № 24 к 35-му тому ПСС приводит результат в 34 голоса «за» при 24 «против» и 1 воздержавшемся.

Как видим, Рид был всё же точен. Он, к слову, описывая выступление Ленина на том заседании ВЦИКа, писал, что Ленин выступил «спокойно, бесстрастно»… «Он морщил лоб, — вспоминал Рид, — говорил, медленно подбирая слова; каждая его фраза падала как молот…»

Но лишь Ленин да ещё, пожалуй, Крупская знали, чего стоит ему это внешнее спокойствие, это бесстрастие…

Ещё неполных три месяца назад, нелегально скрываясь у «полицмейстера» Гельсингфорса (Хельсинки) — социал-демократического начальника гельсингфорсской милиции Густава Ровио, Ленин был скор на характерный для него смех. Ещё неполных три месяца назад Ленин, собираясь нелегально возвратиться в Петроград, весело шутил, выбирая себе у старого театрального парикмахера в Гельсингфорсе «старящий» парик, а парикмахер уверял его, что он более чем на сорок лет не выглядит.

Давненько это было!

На войне год службы считают за два, а как надо засчитывать месяц революции, и тем более — месяц руководства революцией?

Да ещё и такой революцией…

Пожалуй, не менее, чем месяц за год.

И Ленин — ещё недавно моложавый и в хорошей спортивной форме, начинает неудержимо стареть, проживая месяц за месяцем, как год за годом…

На заседании ВЦИКа 4 (17) ноября 1917 года левые эсеры заявили, что больше не могут принимать на себя ответственность за происходящее, и вышли из Военно-революционного комитета…

Это бы полбеды, но уже из Совнаркома вышли пять большевиков: Ногин, Рыков, Милютин (Владимир), Теодорович и Шляпников.

Каменев, Рыков, Милютин (Владимир), Зиновьев и Ногин вышли и из ЦК, заявив: « Мы не можем нести ответственность за гибельную политику ЦК, проводимую вопреки воле громадной части пролетариата и солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными частями демократии… Мы уходим из ЦК в момент победы, в момент господства нашей партии, уходим потому, что не можем спокойно смотреть, как политика руководящей группы ЦК (то есть — Ленина. — С.К .) ведёт к потере рабочей партией плодов этой победы, к разгрому пролетариата… »

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 221–222.)