Сергей Кремлёв - Ленин в 1917 году

Хозяев поддержали их служилые чиновные холуи… Спаянная общей выгодой компания мелко пакостила Ленину, чтобы дискредитировать его, а это больно ударяло по населению.

Но что было до проблем «голытьбы», поддержавшей большевиков, титулярным, надворным и статским советникам, которым Советская власть не могла дать ничего, кроме уравнивания их в правах с рабочими и крестьянами? А как раз в этом-то служилая шушера не только не нуждалась, но не желала этого всеми фибрами своей канцелярской души… Тем более что Советская власть отменила царскую «Табель о рангах», то есть — все эти титулы надворных и статских «высокоблагородий» и «высокопревосходительств»…

Государственные, муниципальные и банковские служащие, даже врачи, даже многие учителя повели себя как враги Ленина, но объективно оказывались при этом врагами простого народа. В Петрограде шестнадцать министерств бастовали под руководством двух «социалистических» министерств, созданных в августе, — министерств труда и продовольствия.

Вот как описывал саботаж в первые дни Советской власти Джон Рид — хронист эпохи вполне точный:

«Оппозиционные силы, всё ещё державшие в своих руках экономическую жизнь страны, принялись за организацию хозяйственного разгрома и со всей способностью к совместным действиям… старались мешать Советам в их работе, разваливать и дискредитировать их.

Забастовка государственных служащих была хорошо организована и финансировалась банками и коммерческими предприятиями. Всякая попытка большевиков взять в свои руки правительственный аппарат встречала сопротивление.

Троцкий явился в министерство иностранных дел. Чиновники заперлись в своих помещениях, а когда двери были взломаны, они все подали в отставку. Он потребовал ключи от архивов, ключи были выданы ему только после того, как вызванные им рабочие явились взламывать замки. Тогда оказалось, что бывший товарищ министра Нератов скрылся и унёс с собой тайные договоры.

Шляпников пытался овладеть министерством труда. Служащих было несколько сот, но ни один не захотел показать Шляпникову, где находится кабинет министра.

Александра Коллонтай, назначенная 13 ноября (31 октября) комиссаром социального обеспечения, была встречена в министерстве забастовкой; на работу вышло всего сорок служащих. Это сейчас же крайне тяжело отразилось на всей бедноте крупных городских центров и на лицах, содержащихся в приютах и благотворительных учреждениях, — все они попали в безвыходное положение. Здание министерства осаждалось делегациями голодающих калек и сирот с бледными, истощёнными лицами. Расстроенная до слёз Коллонтай велела арестовать забастовщиков и не выпустила их, пока они не отдали ключей от учреждения и сейфа. Но когда она получила эти ключи, то выяснилось, что её предшественница, графиня Панина, скрылась со всеми фондами. Графиня отказалась сдавать их кому бы то ни было, кроме Учредительного собрания…»

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 134, 214–215.)

Здесь рассказ Рида временно прерву, чтобы сообщить, во-первых, что Максим Горький в очередной «несвоевременной» статье в № 194 «Новой жизни» от 6 (19) декабря 1917 года писал: « Я уверен, что сознательный рабочий не может сочувствовать фактам такого рода, как арест Софьи Владимировны Паниной. В её «Народном доме» на Лиговке учились думать и чувствовать сотни пролетариев… Вся жизнь этого просвещённого человека была посвящена культурной деятельности среди рабочих. И вот она сидит в тюрьме ».

Да, Панина в тюрьме немного побыла. И если вспомнить, за что её в тюрьму посадили, то разве можно говорить, что её посадили туда зря?

Во-вторых же…

Во-вторых, графиня С. В. Панина (1871–1956) действительно в царское время финансировала «Народный дом», а с мая 1917 года она, член ЦК партии кадетов, стала товарищем министра государственного призрения и после Октября 1917 года подписала перевод всех средств министерства в банк «на имя Учредительного собрания».

Против Паниной возбудили уголовное дело о сокрытии государственных средств как акте саботажа. 28 ноября Панину арестовали и привезли в Смольный, а после отказа возвратить изъятые суммы — на сирот и калек — заключили в тюрьму, где она и пробыла в общей сложности… 22 дня.

Отношение к ней было там — по её же словам, безупречным и даже внимательным: графиня пользовалась, как-никак, популярностью.

10 декабря 1917 года её публично судил Петроградский революционный трибунал, вынесший приговор: оставить С. В. Панину в заключении до момента возвращения взятых ею народных денег в кассу Комиссариата народного просвещения, куда вошли и органы социального обеспечения.

Через десять дней Панина вышла из заключения и двинулась на Юг — к Деникину, якобы намереваясь передать ему «бриллианты предков». Потом графиня яро поддерживала Белую армию, уехала в эмиграцию в Европу, а затем перебралась в США, где и умерла незадолго до 40-летия Октября.

На суде над ней молодой рабочий с завода «Новый Парвиайнен» Наумов сказал:

— Я готов согласиться, что в прошлом гражданка Панина приносила пользу народу… Но тем-то и отличается их благородство, чтобы давать или бросать народу куски, когда он порабощён, и мешать ему в борьбе, когда он хочет быть свободным. Пускай народолюбивая графиня Панина действительно добра и благородна. Но вот народ пришёл к власти… Тут и благородство не помогло, и чем только можно была оказана помеха… Пускай трибунал помнит, что мы имеем право быть свободными, а кто этого не хочет понять — подлежит обезвреживанию… Гражданка Панина мешает народу в его работе. Действуйте, граждане судьи, не для одного благородства, а на пользу миллионов — и жизнь оправдает вас!

(Российский либерализм: идеи и люди. 2-е изд., испр. и доп., под общ. ред. А.А. Кара-Мурзы. М.: Новое издательство, 2007, с. 751–752, 754–755.)

К словам рабочего Наумова прибавить особо нечего…

Разве что сто́ит поправить его в том, что фигуры, подобные Паниной, не могут быть подлинно благородными, ибо принадлежат к слою социальных лицемеров и негодяев. Панина — купаясь в комфорте посреди полунищей жизни десятков миллионов соотечественников — была готова благодетельствовать народ. Но согласиться на такие равные с ней права́ народа, когда нужды в благотворительности не будет, графиня не могла. И повезла неправедно нажитые предками бриллианты на защиту неправедного «белого» дела…

А теперь вернёмся к описанию Джоном Ридом саботажа в Питере в конце 1917 года:

«То же самое творилось в министерстве земледелия, министерстве продовольствия, в министерстве финансов. Чиновники, которым было приказано выйти на работу под страхом лишения места и права на пенсию, либо продолжали бастовать, либо возобновляли работу только для того, чтобы саботировать. Так как почти вся интеллигенция была против большевиков, то набирать новые штаты Советскому правительству было не из кого.