Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Рис. 20. Мин Ёнхван (1861–1905), близкий родственник государыни Мин и один из влиятельнейших политиков и дипломатов в окружении Коджона. В 1896–1897 гг. придерживался умеренно пророссийской ориентации, затем ориентировался на США и стремился ограничить распространение в Корее японского влияния через укрепление связей с европейскими государствами.

Главным препятствием на пути превращения страны в современную промышленную державу была закрепленная неравноправными договорами структура торговых отношений Кореи с Японией, делавшая первую сырьевым придатком последней и увековечивавшая отсталость периферийной корейской экономики. Ослабление политического влияния Японии после бегства Коджона в российскую миссию совершенно не отразилось на торговой зависимости Кореи от восточного соседа — Корея продолжала экспортировать в Японию значительную часть производимых на рынок риса (примерно 5 % всего среднегодового урожая) и бобов (около 17 %), получая в обмен в основном текстильные товары, причем доля произведенных в самой Японии продуктов в этом экспорте выросла к концу 1890-х годов до 98 %. Практически незащищенный тарифами корейский рынок стал «трамплином» для развития японской текстильной индустрии — «локомотива» индустриализации в Японии. С дополнительным открытием для иностранной (то есть прежде всего японской) торговли в 1897 г. двух портов — Мокпхо (на юго-западе страны) и Чиннампхо (на северо-западе) экспансия японской коммерции в Корее еще более усилилась. В стране продолжала свободно ходить японская валюта — у корейского правительства не было средств отчеканить серебряную монету в количестве, достаточном для рыночного обращения. Чеканились в основном медные деньги, часто подделывавшиеся японскими торговцами.

Желая предотвратить захват японцами полного контроля над зарождавшейся в Корее коммерцией и индустрией современного типа, но не имея военно-политических возможностей для того, чтобы разорвать режим неравноправных договоров, правительство Коджона старалось привлекать в Корею американский и европейский капитал. Так, в 1898 г. на паях с американскими капиталистами двор Коджона основал «Сеульскую Электрическую Компанию», с монопольными правами на эксплуатацию трамвайных линий в столице. Трамвай начал ходить в Сеуле с 1899 г., но техническое обеспечение линий, равно как и управление компанией, полностью находились в американских руках. В 1895 г. американцам были переданы знаменитые Унсанские золотые рудники на северо-западе страны, дававшие четверть всего добывавшегося в Корее золота. Чистый доход от этих рудников составлял примерно 900 тыс. йен в год, но в качестве налогов в Ведомство Двора выплачивалось лишь 3500 йен. Кабальные условия концессии позволяли американскому капиталу расхищать природные ресурсы страны. В последствие концессии на корейские рудники получили также немецкие и английские предприниматели, в то время как с корейской стороны горнорудное дело было объявлено монополией двора. Корейские предприниматели, платившие Ведомству Двора большие налоги, оказывались в невыгодном положении по отношению к иностранным конкурентам. Другой крупной американской концессией было строительство железной дороги между Сеулом и Инчхоном (Чемульпхо), право на которое было в 1896 г. даровано американскому предпринимателю Джеймсу Морзе на баснословно выгодных условиях (корейское правительство выкупало все земельные участки в полосе отчуждения за счет казны!). Морзе начал строительство в 1897 г. но, столкнувшись с нехваткой средств, продал в том же году концессию японскому синдикату. Железная дорога, облегчившая перевозку японских импортных товаров в столицу, начала функционировать в 1899 г. Концессионная политика режима Коджона сделала Корею конца 1890-х годов, по выражению одного из современников, «охотничьими угодьями для концессионеров» и тем самым дополнительно затруднила рост беззащитного в отношениях с иностранными конкурентами молодого корейского капитала, но сделала очень мало для предотвращения японской экспансии. Наоборот, американские и европейские капиталисты, не имевшие ничего против колонизации Кореи при условии, что Япония гарантирует им их привилегии, охотно шли на сотрудничество с японским капиталом. Проамериканская внешняя политика Коджона не принесла ожидаемых результатов.

Проводя политику реформ, правительство Коджона пыталось поощрять развитие собственной корейской индустрии, но серьезных успехов не добилось. С одной стороны, при отсутствии у государства возможности защищать отечественных производителей через таможенные тарифы зачаточное корейское производство не могло конкурировать с дешевыми японскими товарами. Скажем, даже те мануфактурные предприятия по производству латунной посуды, что существовали в окрестностях Сеула с конца 1880-х годов, пришли в упадок к концу 1890-х годов из-за массового ввоза японской металлической утвари. Ряд текстильных фирм, основанных корейскими купцами в 1896–1900 гг., закрылся, не сумев наладить массового производства товара — японские товары не оставляли свободных ниш на рынке. С другой стороны, Ведомство Двора продолжало продавать региональные монополии на торговлю определенными видами потребительских товаров привилегированным оптовикам ( того ), которые, в свою очередь, требовали от мелких торговцев уплаты поборов за право стать их «агентами». Такого рода эксплуатация со стороны монархии искажала структуру рынка и способствовала выводу капитала из обращения — накопив определенную сумму, торговцы предпочитали вкладывать деньги в недвижимость и не подвергаться больше риску быть обобранными Ведомством Двора или монополистами. Показательно, что главными акционерами немногих крупных предприятий в стране (Хансонский Банк, несколько пароходных компаний и т. д.) были в основном выходцы из чиновных кругов, сохранявшие связи при дворе и тем самым защищенные от поборов. С самого начала корейский капитал являлся бюрократическим по характеру. Лишь тесные отношения с двором могли гарантировать выживание и прибыль.

Не достигнув особенных успехов в развитии корейской экономики, вестернизаторский режим сделал упор на две другие сферы реформ — создание современного аппарата государственного насилия (армии и полиции) и перестройка системы образования на западный лад. Эти сферы, по понятным причинам, были для правительства реформаторов приоритетными. Отсутствие у Кореи армии, способной подавить массовое вооруженное выступление крестьянства, вынудило Коджона обратиться к Китаю за помощью против тонхаков , и в итоге сделало страну ареной китайско-японской войны, а традиционное образование продолжало оставаться форпостом конфуцианской оппозиции реформам. По просьбе корейской стороны, с конца октября 1896 г. подготовкой батальона дворцовой охраны из 800 солдат занималось 15 офицеров и унтер-офицеров Российской армии под командой полковника Генерального Штаба Д. В. Путяты (1855–1915) — известного военного востоковеда и путешественника, автора ряда работ по китаистике. В число российских военных инструкторов входили поручики Афанасьев 1-й и Кузьмин, подпоручик А. В. Сикстель, военный врач Червинский и 10 унтер-офицеров. Затем 17 июля 1897 г. прибыла в Сеул и вторая партия русских инструкторов, в составе поручиков Н. Ц. Грудзинского и Афанасьева 2-го и подпоручика В. И. Надарова, также с десятком унтер-офицеров. Проработав в Корее вплоть до марта 1898 г., российская военная миссия оказала значительное влияние на развитие в стране современного военного дела. В корейской армии начали внедряться российские уставы, широко использовались русские команды и строевые песни. Однако, когда после года успешной работы Д. В. Путята и его начальник, тогдашний военный министр П. С. Ванновский (1822–1904), предложили — в полном соответствии с изначальной просьбой корейской стороны — расширить контингент инструкторов до 150 офицеров и передать под их команду 6 тысяч корейских солдат, их инициатива натолкнулась на отчаянные протесты со стороны Японии и Великобритании, видевших в этом переход Кореи под «российскую военную опеку» и неофициально угрожавших России «крайними мерами» (т. е. войной). В итоге вопрос был снят с повестки дня, и Корея лишилась исторической возможности получить сильные и независимые от японского влияния вооруженные силы, которые были бы способны оказать реальное сопротивление японской агрессии. Кроме элитного дворцового батальона, новое правительство набрало также более 2 тысяч бойцов в провинциальные части. Главной их обязанностью было подавление крестьянских восстаний и выступлений «армий справедливости» — противостоять гораздо лучше обученной и вооруженной японской армии они, конечно, не смогли бы. В городских центрах были организованы полицейские подразделения по западным и японским образцам, однако дисциплина среди малооплачиваемых, плохо вымуштрованных полицейских оставалась на крайне низком уровне. Продолжая реформу образования, начатую еще правительством Ким Хонджипа, новый кабинет планировал основать 38 новых начальных школ и тем самым дать новому поколения янбанства и зажиточных горожан базовое образование западного типа. Однако недостаток средств на строительство школ, сопротивление консерваторов в самом Министерстве Образования, и нежелание янбанов отдавать сыновей в «варварские» школы во многом свели значение этой меры на нет. В целом, бедность казны (неизбежная в условиях, когда опутанная неравноправными договорами страна не имела права свободно устанавливать тарифы на ввоз и вывоз товаров) и внешнеполитическая несамостоятельность режима Коджона обрекали курс реформ на непоследовательность и незавершенность. Исторические задачи создания в Корее современной армии, способной защитить страну от агрессии извне, и новой системы образования, выполнены не были.