Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Рис. 24. Солдаты старой корейской армии на учениях. С 20 октября 1896 г. до марта 1898 г. ее подготовка находилась в руках российских военных инструкторов, использовавших переведенные на корейский язык российские воинские уставы.

В «абсолютной власти» Коджон видел возможность безбоязненно устранять все кажущиеся «угрозы» для своего режима. Так, согласно внесенному 29 сентября 1900 г. в уголовные законы страны дополнению, любые «преступления против императорского дома и государства» в обязательном порядке карались смертной казнью с конфискацией имущества. Законы этого типа отнюдь не были мертвой буквой — смертной казнью в 1900 г. был наказан, скажем, видный деятель «реформ года Кабо» и бывший активист «Общества Независимости» Ан Гёнсу, подозревавшийся в участии в заговоре с целью добиться отречения Коджона от престола в 1898 г. Ряд бывших активистов «Общества Независимости» (в частности, будущий первый президент Южной Кореи Ли Сынман) и вернувшихся из Японии корейских студентов, также обвинявшихся в заговоре с целью свержения Коджона, оказались в тюрьме. С 22 июня 1901 г. указ Полицейского Управления запретил любые «сборища для праздной болтовни» — даже человека, собравшиеся вместе для обсуждения политических или общественных тем, могли быть арестованы и наказаны. Арест и наказание «смутьянов» не представляли для режима Коджона каких-либо технических проблем — в столице суд производился чиновниками Министерства Юстиции, а в провинции — по-прежнему местными администраторами. Административная власть совмещала функции судебной. Главной опорой монархии была армия, столичные части которой (дворцовая охрана — сивидэ , и гвардия — чхинвидэ ) насчитывали до 4 тыс. солдат и офицеров. Всего в штаты корейской армии входили 691 офицера и 24704 солдата, однако реальная численность военных на действительной службе не превышала 16 тыс. человек. Сформированная по японским, французским и российским образцам, вооруженная немецким, японским, французским и американским оружием (на 1901 г. — около 60 тыс. ружей и 61 орудие) и включавшая артиллерийские и инженерные части, новая армия Коджона была способна эффективно подавлять крестьянские протесты на местах. Для войны с Японией, однако, эта армия была слишком невелика и плохо подготовлена. В 1903 г., чувствуя приближение русско-японского конфликта, Коджон издал указ о переходе на призывную систему комплектования вооруженных сил, но реформа эта так и не была воплощена в жизнь.

Рис. 25. Корейские солдаты с русским инструктором, 1897 г. Фото из журнала «Вестник иностранной литературы». СПб., 1904.

Создание армии и полиции западного типа, закупки современного вооружения, отправка дипломатических миссий в европейские страны, США и Японию, наем иностранных советников и специалистов и т. д. требовали больших расходов. Только затраты на содержание двора и армии поглощали к 1904 г. до половины всех государственных средств, причем с 1899 г. по 1903 г. военный и дворцовый бюджет вырос примерно в три раза. Трудности казны усугублялись концентрацией наиболее перспективных источников налоговых поступлений в ведении Ведомства Двора — т. е., практически под контролем Коджона и его доверенных лиц. Отменив положения «реформ года Кабо» о переводе системы налогообложения под полный контроль Министерства Финансов, Коджон передал Ведомству Двора доходы от монополии на продажу женьшеня, налоговые поступления от рудников и аренды государственных земель, и т. д. В итоге к 1904 г. под контролем Ведомства Двора оказалось примерно 44 % всех государственных доходов. Громадные по корейским масштабам недокументированные суммы, полученные в основном в качестве взяток от желающих получить должность в государственном аппарате (взятки за трудоустройство платили даже рядовые полицейские!), находились в личном распоряжении Коджона и его семьи. Казна, доходы которой значительно уменьшали также постоянные хищения налоговых сумм местным чиновничеством, часто не имела средств даже на жалованье мелким столичным служащим и принуждена была делать официальные заимствования у Ведомства Двора. Желание упорядочить взимание поземельного налога заставило правительство приступить с 1898 г. к составлению нового общегосударственного земельного кадастра — до русско-японской войны до двух третей всех земельных владений было описано, а их хозяевам выданы новые владельческие грамоты ( чонтхо мунквон ). Однако, поскольку и эта мера не спасла правительство от финансового кризиса, Коджон прибег к инфляционной «накачке» экономики никелевой монетой, чеканка которой обходилась дешевле всего. В итоге за 1894–1904 гг. цены на основные продовольственные товары выросли в пять раз, а налоговые ставки — в три раза. Инфляция подрывала экономические возможности мелких и средних хозяйств, тем самым затрудняя развитие капитализма «снизу». Лишь крупные землевладельцы и чиновники, зарабатывавшие японскую валюту на продаже риса, бобов и других сельхозпродуктов и имевшие доступ к счетам в японских банках, могли накапливать первоначальный капитал.

Рис. 26. Император Коджон, начало ХХ в.

Официальным оправданием политики перевода финансовых ресурсов под непосредственный контроль Коджона и его окружения была необходимость финансировать модернизацию страны и первые шаги по созданию корейской индустрии и финансовых институтов. Нельзя отрицать, что определенные шаги в этом направлении были сделаны — в 1898 г. была расширена и реформирована военная школа нового типа, в 1899 г. — открыты столичное медицинское училище и коммерческая школа, в 1900 г. — горная школа, в 1902 г. — центр обучения шелководству. Ежегодно за государственный и частный счет десятки студентов отправлялись на обучение в Японию. Фактически в Корее в результате развития современных образовательных институтов зарождалась новая интеллигенция, приверженная идеалам модернизации и национальной государственности западного образца. Печатавшиеся Министерством Образования учебники естествознания, всемирной истории, корейской истории и географии формировали у учащейся молодежи новую модель мира, в центре которой находилась нация, а не конфуцианские этические догмы.

Начали появляться — или при прямом участии Коджона и его приближенных, или под их покровительством, — и первые промышленные предприятия. Так, доверенное лицо Коджона и один из распорядителей его личных средств Ли Ёнъик открыл предприятие по производству фарфора. Правительственный Монетный Двор производил бумагу западного типа. Близкий Коджону чиновник Ким Джонхан (1844–1932) из Ведомства Двора основал компанию по железнодорожному строительству. Покровительствовал двор также Корейскому Пароходному Товариществу ( Тэхан Хёптон Кисон Хвеса ) и нескольким текстильным фабрикам в окрестностях столицы. Средства Ведомства Двора использовались на строительство мощеных дорог и мостов современного типа, облегчавших внутреннюю торговлю. Однако инфляция и связанное с ней удорожание иностранной техники и материалов, а также конкуренция со стороны японских товаров и невозможность (из-за системы неравноправных договоров) защитить корейского производителя высокой пошлиной на импорт делали инвестиции в производство менее выгодными, чем в экспорт риса и бобов, цены на которые на японском рынке постоянно росли. Кроме того, вложения в индустриализацию и развитие инфраструктуры составляли лишь относительно небольшую часть расходов Ведомства Двора — на закупку оружия для дворцовой охраны и предметов роскоши для двора, приемы и развлечения, перестройку дворцов в Сеуле и т. д. уходило больше. В итоге к 1904 г. в Корее было лишь 222 официально зарегистрированных промышленных и торговых фирм, большую часть из которых составляли мелкие торговые предприятия. Абсолютная монархия так и не смогла создать конкурентоспособный бюрократический капитал. Налоговые сборы и иностранные кредиты уходили на содержание репрессивного аппарата, а не на настоящую модернизацию страны.