Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Пришедшая к власти после подавления реформаторского движения группировка, состоявшая преимущественно из пророссийских (Чо Бёнсик, Ли Ёнъик) и прояпонских (Пак Чесун, Ли Хаён, Ким Ёнджун и др.) деятелей консервативной ориентации, с самого начала столкнулась с немалыми проблемами как внешнеполитического, так и внутреннего характера. В области внешней политики соперничество России и Японии отнюдь не прекратилось с подписанием «Соглашения Розена-Ниси», перейдя в 1899–1901 гг. в форму закулисных маневров. Так, с «открытием» в 1899 г. порта Масан (недалеко от Пусана) для иностранцев и Россия, и Япония начали там скупку земель с намерением в дальнейшем использовать их и как военно-морские угольные склады. Слухи об успехах России в получении права на аренду ряда земельных участков подвигли Японию к тому, чтобы потребовать от режима Коджона арендных прав на стратегически важный остров Коджедо недалеко от Масанской бухты. Лишь нажим главного союзника Японии, Великобритании, не желавшей обострять отношений с Россией, избавил правительство Коджона от японского давления в вопросе о Коджедо.

Однако после того, как оккупация Маньчжурии российскими войсками, участвовавшими в подавлении антизападного восстания ихэтуаней в Китае в 1900 г., ужесточила позицию Великобритании и США в отношении российской экспансии в дальневосточном регионе, стала жестче и позиция Японии по вопросу о российском влиянии в Корее. Россия, осознавая свою неготовность к войне, шла на значительные уступки, в частности, предложив в 1901 г. признать преобладающие позиции японцев в Корее на условиях признания Японией российских интересов в Маньчжурии и нейтрализации приграничной зоны в северной части полуострова. Однако пришедший к власти в 1901 г. кабинет экспансиониста Кацура Таро (1847–1913), заключивший в 1902 г. официальный военный союз с Великобританией, форсировал подготовку к войне против России и готов был согласиться на мирное урегулирование японо-российских противоречий лишь на условии полного отказа России от всех интересов в Корее и предоставлении Японии возможностей для закрепления в Маньчжурии. Великобритания, финансировавшая подготовку Японии к войне, соглашалась, в свою очередь, смириться с российским преобладанием в Маньчжурии — но не в Корее! — лишь в случае отказа России от противостояния английскому влиянию в Афганистане и Тибете, на что Россия также пойти не могла. Ситуацию осложнял разнобой в российской дальневосточной политике, где сталкивалась умеренная линия министра финансов С. Ю. Витте (1849–1915), стремившегося разграничить сферы влияния России и Японии мирным путем или хотя бы оттянуть войну, и жесткая линия лично близкого царю Николаю II дельца A.M. Безобразова (1855–1931), призывавшего не уклоняться от вооруженного столкновения с японцами и не уступать Японии российские интересы в Корее. Интересы самого A.M. Безобразова — лесорубная концессия на китайско-корейской границе, охранявшаяся российскими частями — представляли для японцев прекрасное доказательство «агрессивных намерений России» и служили оправданием для подготовки к военной оккупации Корейского полуострова. К 1903 г. противоречия между сторонами достигли такого накала, что стало ясно — не пойди Россия на радикальные уступки японской экспансии (согласие на использование всей территории Кореи японцами в стратегических целях и т. д.), и война неизбежна. Что же делал режим Коджона для того, чтобы предотвратить планируемую Японией военную оккупацию территории Корейского полуострова?

Рис. 22. Карта Кореи из журнала «Вестник иностранной литературы». СПб., 1904

Рис. 23. Иностранные дипломаты в Сеуле, 1903 г. На снимке присутствуют дипломаты Германии, Франции, Китая, США, Англии, Бельгии и России. Крайний слева Вильям Сэндз, американский советник корейского двора в 1899–1903 гг. Второй слева русский военный агент в Корее подполковник фон Раабен.

В ситуации, когда с каждым днем угроза независимости страны становилась все более весомой и ощутимой, правительство Коджона продолжало политику лавирования между «великими державами», наивно надеясь, что их поддержка сможет защитить корейский суверенитет. Самой «благорасположенной» по отношению к Корее державой Коджон по-прежнему считал США. В его окружении сохраняли свое влияние проамерикански настроенные придворные — новая супруга Коджона из клана Ом, ряд членов клана Мин (в том числе ранее склонявшийся в сторону России дипломат Мин Ёнхван) и некоторые другие. Заинтересованность в сотрудничестве с США проявлял и пророссийски настроенный министр финансов Ли Ёнъик, пользовавшийся почти абсолютным доверием Коджона. Все они надеялись, что американская торгово-промышленная экспансия обезопасит Корею от посягательств соседей, и прежде всего Японии: на государство, в которое вложены значительные американские инвестиции, считали Коджон и ряд его приближенных, Японии будет нелегко покусится без оглядки на американское и европейские правительства. Однако в реальности большая часть американских концессионных проектов в Корее — за исключением высокоприбыльных Унсанских рудников — ожидаемых барышей не приносила, в связи с чем и интерес к Корее в американских деловых кругах был несравненно ниже, чем к Китаю или Японии. С 1897 г. официальным курсом американской дипломатии в отношении Кореи была «политика нейтралитета», в связи с чем, в частности, американским миссионерам было в жесткой форме «рекомендовано» не поощрять свою паству к любым формам антияпонского сопротивления. К 1903–1904 гг. администрация президента Т. Рузвельта перешла к открыто прояпонской политике, основанной на опасениях, что преобладание России в Маньчжурии негативно скажется на американском предпринимательстве в этом регионе.

Игравшие при дворе Коджона важную роль американские советники — скажем, американский дипломатический советник Вильям Сэндз, служивший в Корее в 1899–1903 гг., — считали, что корейская бюрократия была слишком коррумпирована для того, чтобы всерьез реформировать страну. Видя, в принципе, в нейтрализации Кореи по бельгийской модели (т. е. придании стране статуса нейтральной под гарантии ее территориальной неприкосновенности со стороны великих держав) идеальный вариант решения «корейского вопроса», они в то же время рассматривали японское господство как приемлемый, если не самый реалистичный, способ «цивилизования» Кореи.