Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Используя раннекорёское правило, позволявшее потомкам носителей пяти высших служебных рангов поступать на службу без экзаменов (за «заслуги предков»), олигархия квонмун седжок — в основном не получавшая серьезного конфуцианского образования и предпочитавшая буддизм, военное дело и монгольский язык конфуцианской этике — монополизировала высшие чиновничьи ранги в Корё. Так, потомки полководца Ким Чхвирё (Онянские Кимы) были знамениты тем, что занимали должности первых министров на протяжении пяти поколений. Основную роль в закреплении политического статуса этой олигархии играли, наряду с крупной земельной собственностью, браки с корёской государевой семьей и юаньской знатью. Концентрация власти и собственности в руках ограниченного круга привилегированных фамилий означала, в условиях хаоса в центральной бюрократии, рост насилия и произвола по отношению к основной массе населения: захватов ( кёмбён ) крестьянских полей с помощью собственных вооруженных сил ( кабён — «домашних войск»), порабощения свободных крестьян, издевательств над беззащитным простонародьем. Недовольство олигархической элитой приводило к постоянной социальной нестабильности, частым крестьянским восстаниям и провинциальным мятежам (самые крупные — в 1318, 1334 и 1361 гг.).

Постольку, поскольку усиление группы землевладельческих кланов и монополизация ими политического влияния ослабляли центральную власть и угрожали стабильности в обществе, двор пытался — хотя и очень нерешительно — ограничивать произвол олигархии, карая наиболее зарвавшихся и ненавистных народу титулованных насильников. Так, в 1298 г. было казнено за грабежи и вымогательства более 40 евнухов и придворных. Неоднократно создавались особые учреждения по освобождению несправедливо порабощенных янинов . Часть насильственно отобранных земель была возвращена законным хозяевам (1336 г.) и т. д. Однако реальных масштабных результатов эти полумеры дать не могли — слишком глубоки были связи между кэсонскими правителями и землевладельческой элитой. Типичное для квонмун седжок бытовое, рутинное насилие по отношению к крестьянскому населению было присуще и некоторым кэсонским ванам : так, Чхунхе-ван (1330–1332, 1339–1344) был в конце жизни даже отрешен Юанями от престола и отправлен в ссылку в Китай за систематические грабежи, издевательства и изнасилования во время охот и пиров в провинции. Примером неудачной попытки двора ослабить засилье квонмун седжок служит введенная в 1309 г. монополия на соль, которая должна была, по идее, отобрать у олигархов доходные соляные промыслы и обеспечить крестьянство солью по твердой цене через систему государственных складов в уездах. Очень скоро эти государственные склады ( ыйёмчхан ) вновь оказались под контролем олигархов, продолжавших произвольно устанавливать высокие цены без оглядки на государственные расценки. В условиях полновластия олигархов при кэсонском дворе и контроля их «домашних войск» над округами и уездами, лишь коренная смена власти «наверху» могла привести к решительным реформам и стабилизации ситуации в стране.

Времена борьбы с монголами, монгольского господства и всевластия олигархических группировок были тяжелым испытанием. Но экстремальные обстоятельства стимулировали развитие культуры и немыслимые в прошлом по объему и глубине межкультурные контакты. В ходе сопротивления монголам в Корё активно развивалось книгопечатание: собранная на острове Канхвадо религиозная и культурная элита стремилась как сохранить конфуцианское культурное наследие, так и умножить «кармические заслуги» корёского государства изданием буддийской литературы. Кроме восстановления уничтоженной захватчиками Трипитаки (о чем уже говорилось выше), клан Чхве издал и ряд корёских конфуцианских сочинений, в том числе и многотомное собрание по этикету Санджон когым ре («Подробно установленный этикет прошлого и настоящего», 1234–1241). Как считается в корейской историографии, оно было первой в мире книгой, напечатанной металлическим наборным шрифтом (за два столетия до Гутенберга). Появляются исторические работы, призванные обобщить и прославить прошлое полуострова. В частности, особую известность (прежде всего как источник по силлаской истории) получила компиляция наставника Чхуннёль- вана в буддийском законе монаха Ирёна (1206–1289) Самгук юса («Забытые деяния Трех государств», 1281–1283). В этом произведении — не являвшемся официальной историей и потому свободном от ограничений этого жанра — Ирён впервые объявил основанный мифическим Тангуном Древний Чосон предшественником всех более поздних государств полуострова, тем самым перед лицом национального бедствия подчеркнув единство корёсцев, вне зависимости от региональной принадлежности. Многие исследователи считают, что распространение в период монгольского ига представления о Тангуне как о первопредке всех корёсцев знаменовало переломный пункт в процессе формирования на полуострове единого этноса — «протонации» докапиталистической эпохи. Однако при этом нельзя забывать, что точных данных о популярности культа Тангуна в народе нет, и, скорее всего, представления о этнокультурном единстве корёсцев были все же ограничены образованными кругами (что коренным образом отличает их от национализма в современном смысле слова).

Монгольское господство, при всей жестокости завоевателей и громадных потерях, было плодотворно для развития корёской культуры в том смысле, что, как «близкий вассал» Юаней и «государство императорского зятя», Корё оказалось вовлечено в теснейшие контакты с континентальным Китаем. Корёские государи, придворные и ученые получили возможность годами и десятилетиями жить в Пекине и китайских провинциях, свободно общаться с китайскими интеллектуалами, приобретать редкие и ценные издания. Включение корёской конфуцианской элиты в духовную жизнь культурного центра тогдашнего Дальнего Востока не замедлило сказаться на развитии корёской мысли. Уже конфуцианец и непримиримый борец с шаманизмом Ан Хян (1243–1306), дважды отправлявшийся с посольством в Пекин, начал изучать и популяризировать в Корё неоконфуцианство.

Неоконфуцианство — новое истолкование конфуцианского учения, предложенное группой сунских ученых (Чжоу Дуньи, Чэн Хао и Чэн И, Чжу Си). Оно заметно отличалось от ортодоксальных взглядов включением в конфуцианский контекст буддийско-даосских космологических мотивов. Этичность, имманентно присущая (с точки зрения конфуцианства) человеческой природе, объяснялась теперь как проявление в микрокосме макрокосмического Абсолюта — универсального принципа ( ли ), весьма сходного с идеей всеохватывающего Мира Истины (тот же иероглиф — ли ) буддийской школы Хуаянь. Универсальная — и в то же время имманентная человеку — этичность освящала незыблемые и в неоконфуцианстве традиционные нормы поведения, основанные на семейной, возрастной и государственной иерархии. В социально-политической области неоконфуцианцы отстаивали сильное централизованное бюрократическое государство с автаркической (независимой от внешней торговли) экономикой, приматом земледелия над ремеслом и гарантиями для землевладельцев-чиновников (к этому слою принадлежали и сами основатели учения) от произвола двора. Будучи многим обязанными буддийским и даосским доктринам, неоконфуцианцы, тем не менее, видели в буддизме идейного конкурента и особенно были настроены против монастырского землевладения (сокращавшего государственный и чиновничий земельный фонд). Неоконфуцианство отличалось догматизмом, претензиями на абсолютную истину и нетерпимостью к идейным противникам — чертами, свойственными классическому конфуцианству в значительно меньшей степени. Проникновению этого учения в Корё способствовала созданная Чхунсон-ваном на покое в Пекине «Библиотека Тысячи Свитков» ( Мангвондан ), где приезжие корёские ученые могли встречаться и беседовать с глубоко увлеченными неоконфуцианством китайскими интеллектуалами юаньских времен. Ставшее через сотню лет государственной идеологией новой Чосонской династии, неоконфуцианство определяло впоследствии духовную жизнь Кореи на протяжении нескольких веков.