Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

С точки зрения монголов, Корё играло роль стратегически важного плацдарма для наступления на Японию. Для подготовки к этому походу в столице Корё было образовано специальное монгольское учреждение — «Ведомство по Покорению Востока» ( Чондонхэн Чунсосон ) — заведовавшее строительством боевых кораблей и мобилизацией корёских солдат и моряков. Для первого похода, назначенного на 1274 г., было мобилизовано 35 тысяч корёских ремесленников-кораблестроителей и 5 тысяч корёских солдат и моряков. Строительство более чем 900 кораблей легло на корёскую экономику — и без того подорванную тридцатилетней войной с захватчиками — тяжким бременем. Монгольская администрация использовала подготовку к японскому походу как предлог для установления тесного контроля над корёским бюрократическим аппаратом. Она использовала Корё и как дипломатического посредника — через кэсонский двор в Японию пересылались письма Хубилая с требованиями признать сюзеренитет монгольской державы над Японией (1266–1268). Корёский двор и по своей инициативе прилагал дипломатические усилия, желая убедить Японию согласиться на эти требования и тем предотвратить военное столкновение, в котором Корё поневоле пришлось бы участвовать.

Однако усилия Вонджона ни к чему не привели: сиккэн (военный правитель) Японии из клана Ходзё твердо отказался подчиниться монгольским домогательством. В итоге более чем тридцатитысячный монгольско-корёский флот (с корёской стороны главнокомандующим был Ким Бангён) совершил в 1274 г. высадку в бухте Хаката в северной части острова Кюсю, но вынужден был отступить из-за неблагоприятной погоды и решительного сопротивления японских частей. Японцы планировали ответную атаку на Корё на 1275 г., но осуществить ее не сумели. Новое нашествие на Японию Хубилай предпринял в 1281 г., когда 140-тысячное монголо-корёское войско высадилась на севере острова Кюсю. Но в течение почти двух месяцев оно не смогло продвинуться в глубь острова из-за ожесточенного сопротивления японской армии. Затем вмешались природные силы: небывалый тайфун (которому благодарные японцы присвоили затем имя камикадзе — «божественный ветер») разметал большую часть кораблей захватчиков, и немногим уцелевшим судам пришлось срочно эвакуироваться обратно в Корё. Провал кампании по «покорению Востока» развеял миф о непобедимости монголов. «Ведомство по Покорению Востока» было переименовано, но сохранено и продолжало осуществлять контроль над внутренней политикой Корё. Итогами японских походов для Корё стали разорение и обнищание и без того истощенной страны и усиление зависимости от Юаней.

Как и обещал Вонджону Хубилай, под прямое управление монголов Корё, в отличие от Китая, не попало. Однако и без этого зависимость корёской администрации от монголов была беспрецедентно высокой. Вассалитет, который был номинальным по отношению к династиям Тан и Сун, обрел в этот период реальный смысл. Юань была первой китайской династией в истории китайско-корейских отношений, пытавшейся всерьез вмешиваться во внутренние дела полуострова и контролировать корейскую бюрократию. Это объяснялось как ее опасениями по поводу сильных в Корё антимонгольских настроений, так и финансово-экономическими соображениями — корёская экономика эксплуатировалась в пользу юаньского двора. Начиная с сына Вонджона, известного по посмертному имени Чхуннёль-ван (1274–1308), к посмертным именам всех государей Корё стали добавлять иероглиф «чхун» («преданный»), подчеркивавший зависимость династии Ван Гона от Юаней. Чтобы «монголизировать» корёскую династию, монголы ввели порядок, согласно которому корёский наследник отправлялся в заложники в Пекин, воспитывался там в монгольской среде и брал в первые жены юаньскую принцессу. Первый брак такого рода был заключен между Чхуннёль-ваном и одной из дочерей Хубилая, принцессой Циго. Сыновья от смешанных браков с рождения получали, вместе с корёскими, монгольские имена, приучались к монгольскому быту, овладевали монгольским языком как родным. «Монголизация» династии и части двора закрепляла подчиненное положение Корё в орбите мировой Юаньской державы, но в то же время и отдаляла «монголизированную» верхушку от основной массы корёсцев.

Чувство унижения вызывали символические перемены в государственном аппарате, означавшие понижение статуса административной машины Корё до уровня одного из юаньских «уделов». Так, Чэбу и Государев Секретариат ( Сансосон ) были слиты в одно учреждение, а подчиненные Государеву Секретариату отраслевые министерства — понижены в статусе до простых «управлений» ( са ) и частично слиты друг с другом. Понижена в статусе была и связанная с корёской монархией лексика — с 1276 г. государи Корё потеряли право на использование таких терминов, как «августейшее повеление» ( сонджи ), «государева амнистия» ( са ), «его величество государь» ( чим; пхеха ), несовместимых, с точки зрения монголов, с вассальным положением страны. Высшим учреждением в стране продолжало оставаться монгольское «Ведомство по Покорению Востока». Его официальным главой стал государь Корё, который был, таким образом, включен в состав юаньского чиновничества. Все эти меры усиливали антимонгольские настроения у основной части корёского общества, упорно противопоставлявшей «культурное» Корё «дикарям»-завоевателям.

Однако для определенной группы корёсцев, известной в истории под именем «проюаньских элементов» ( пувонбэ ), жесткий контроль Юаней над корёскими делами был шансом на продвижение в социальном статусе. Шанс получили выходцы из числа среднего и низшего чиновничества и простолюдинов, сумевшие выучить монгольский язык и пристроиться в качестве толмачей при направлявшихся к юаньскому двору корёских миссиях. В ситуации, когда монгольские власти имели право на вмешательство в дела Корё, а политика юаньского двора определялась не конфуцианскими нормами, а интересами и прихотями господствующих фракций, от личных контактов корёских переводчиков с юаньскими сановниками часто зависела судьба страны. Типичным примером сказанного является карьера Чо Ингю (1237–1308). Получивший как переводчик признание от самого Хубилая и побывавший с корёскими миссиями в Пекине более 30 раз, Чо Ингто сумел заслужить доверие принцессы Циго и ее свиты, выдать дочь в качестве второй жены за наследника престола (первой женой всегда становилась монгольская принцесса) и стать наиболее влиятельным сановником при дворе Чхуннёльвана. Клан Чо Ингю (клан Чо из Пхеньяна) был известен и как покровитель основанной еще Ыйчхоном во времена раннего Корё буддийской секты Чхонтхэ. Еще более необычным было возвышение переводчика Ю Би (?-1329) — выходца из числа жителей пугок , завязавшего связи с влиятельными сановниками юаньского двора и получившего от юаньского императора новое имя (Чхонсин — «чистый подданный»). Надо отметить, что неожиданное возвышение группы переводчиков, сильно напоминавшее социальный взлет столь же «безродных» военных в первые годы после переворота 1170 г., внесло значительный вклад в общую тенденцию к размыванию сословных барьеров, характерную для позднекорёского общества.