Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Выгодным для проюаньски настроенной местной знати и военных командиров было и то, что значительная часть северных корёских земель — два особых пограничных округа ( ке ) и район Пхеньяна — оказались с 50-60-х гг. XIII в. под прямым управлением Юаней (пограничные округа оставались под юаньским управлением до 1356 г.). Эти земли попали в наследственное управление тех корёских фамилий, которые согласились сотрудничать с завоевателями еще во времена пятого монгольского похода на Корё. Следуя примеру государевой семьи и «проюаньских элементов» двора и северного Корё, корёские аристократы начал принимать (наряду с корёскими) монгольские имена и учиться монгольскому языку и обычаям. Ряд монгольских наименований должностей («тысяцкий» — чхонхо , «темник» — манхо , и др.) и монгольских слов («вороной конь» — карамаль ; «ручной сокол-однолеток» — порамэ , и т. д.) сохранялись довольно долго в корейском употреблении; некоторые из них дошли до наших дней. То же самое относится и к монгольским обычаям (например, наносить новобрачной красной краской пятно — конджи — на лоб), проникшим в простонародную среду. Однако в то же время «монголизация» встречала ожесточенный протест. Заимствуя некоторые элементы монгольского быта, корёские крестьяне и горожане продолжали враждебно относиться как к завоевателям, так и к их присным среди корёской верхушки. Временное усиление «проюаньских элементов» в конечном счете, вело к этнокультурной консолидации общества на основе антипатии к завоевателям.

Желая спровоцировать раздоры в среде корёского правящего дома и стимулировать дальнейшее сближение «проюаньских элементов» с монгольскими правящими кругами, юаньский двор учредил должность так называемого «Шэньянского вана». В окрестностях города Шэньяна (совр. пров. Ляонин, КНР) еще со времен монгольских походов на Корё проживало множество этнических корёсцев — в основном потомков тех, кто был угнан в плен. Официально наследнику Чхуннёль-вана, по имени Ван Вон (монгольское имя — Идзир-буга; известен по посмертному имени Чхунсон-ван), должность «Шэньянского вана» была «дарована» в 1308 г. для того, чтобы он мог управлять жившими в районе Шэньяна корёсцами, а также в «благодарность» за его помощь юаньскому императору Хайсан-Гулику (Уцзун; 1308–1312) в борьбе за трон (1305–1308). В реальности же юаньская администрация надеялась, что «Шэньянский ван» — полностью контролируемый монголами удельный князь из корёской государевой семьи — станет противовесом кэсонскому двору и сможет ослабить Корё, выдвигая претензии на кэсонский престол.

Так и произошло. После смерти Чхуннёль-вана «Шэньянский ван» Ван Вон оказался на корёском престоле (1308–1313); большую часть времени он продолжал проводить в Пекине, наслаждаясь жизнью юаньского аристократа и совершенно не желая возвращаться в корёскую «провинцию». В конце концов, он передал корёский престол своему сыну (Чхунсук-ван; 1313–1330; 1332–1339), а должность «Шэньянского вана» — племяннику. Новый «Шэньянский ван», в союзе с теми из «проюаньских элементов», кто по разным причинам оказался в опале в Кэсоне (в частности, с переводчиком Ю Би), пытался опорочить нового кэсонского государя перед юаньским двором и захватить корёский престол. В результате корёскому вану пришлось, по приказу юаньского двора, на два года уступить престол сыну-наследнику (Чхунхе-ван; 1330–1332; 1339–1344). Позже, после смерти Чхунсук-вана, «Шэньянский ван» пытался захватить корёский престол вооруженным путем, но неудачно. Должность «Шэньянского вана» — постепенно сводившаяся просто к почетному титулу — сохранялась до самого конца правления юаньского дома, позволяя юаньским монархам иметь готового кандидата на кэсонский трон в случае возникновения при корёском дворе серьезной антимонгольской оппозиции. Абсолютное пренебрежение государственными интересами Корё со стороны «Шэньянских ванов» (так, второй из них, племянник Ван Вона, предлагал вообще превратить Корё в рядовую юаньскую провинцию) увеличивало разрыв между «монголизированным» меньшинством корёского правящего класса и антимонгольски настроенным большинством корёсцев, и подрывало, в конечном счете, позиции «монголизированного» правящего дома Ван в целом.

Положение большинства населения в монгольский период значительно ухудшилось. На истощенную страну легло двойное бремя: содержание своих и юаньских феодалов. Выплата монголам регулярной дани плюс многочисленные подношения юаньскому двору — все это означало новые поборы и тяготы. Ситуацию осложнял хаос в бюрократической машине, произвол и насилия придворных временщиков и фаворитов, прежде всего из числа «проюаньских элементов», совершенно лишенных каких-либо представлений о конфуцианской этике. Реквизиционная политика «верхов» приводила к массовому обезземеливанию крестьянства и, в итоге, к концентрации земельного фонда в руках небольшого числа крупных вотчинников — в основном членов «монголизированной» элиты. Недовольство народа углублялось и новыми видами реквизиций, введенными корёским двором под нажимом юаньской администрации, а именно отправкой в юаньский Китай корёских ремесленников, ловчих соколов, женьшеня и т. д.

Особое недовольство вызывала принудительная отправка корёских девиц, предназначавшихся в жены монгольской знати, офицерам и солдатам. Занималось этим учрежденное по указанию Юаней в 1274 г. особое ведомство — «Управление Браков» ( Кёрхон Тогам ). Поскольку конфуцианская этика не позволяла отправлять монголам замужних женщин, с 1307 г. девицам 13–16 лет было запрещено вступать в брак до прохождения смотра в этом ведомстве. Некоторым из корёских женщин, попавших в гарем юаньских владык, удавалось добиться при монгольском дворе высокого положения, но такие случаи были единичными. В основном корёских девушек ждали на чужбине тяготы и горести — слишком велики были различия в культуре и нравах между корёсцами и монголами. Насильственный вывоз женщин из страны вызывал как протесты конфуцианской элиты (в виде направляемых к юаньскому двору мемориалов), так и массовое сопротивление в народе, выражавшееся, прежде всего, в распространении «незаконных» ранних браков. Считается, что именно в этот период возник корейский обычай формального обручения подростков 10–13 лет, доживший до начала XX в. Унижал корёсцев и насильственный вывоз из страны мальчиков для кастрации и последующей службы евнухами в юаньских гаремах.

В то же время юаньская агрессия и тяготы, обрушившиеся на корёское общество, ускорили процесс концентрации земельной собственности в руках нескольких десятков крупных вотчинников, которые монополизировали как значительную часть земельного фонда, так и политические власть и влияние (так называемые квонмун седжок — «властные кланы и сильные роды»). Разорявшиеся крестьяне или становились вечными должниками активно занимавшихся ростовщичеством вотчинных семей и утрачивали личную свободу, или «отдавали себя» ( тхутхак ) в качестве неполноправных арендаторов ( чонхо ) в надежде защититься от чиновничьего произвола, или же просто теряли землю и права янинов (свободных крестьян) в результате насилия со стороны могущественных соседей. Олигархия из нескольких десятков семей, превратившая к началу XIV в. значительную часть корёских крестьян в своих арендаторов-полукрепостных или рабов, была по составу весьма разнородна. В нее вошла как часть раннекорёской аристократии (например, потомки Ким Бусика — клан Ким из Кёнджу, или потомки Чхве Чхуна — клан Чхве из Хэджу), так и «новые» военные роды, выдвинувшиеся на службе диктаторам из рода Чхве (например, клан потомков полководца Ким Чхвирё — Кимы из Оняна). Весьма значительную часть новой элиты составляли семьи, выдвинувшиеся в контексте зависимости Корё от Юаней, — военные, сотрудничавшие с монголами (клан Кимов из Андона — потомки подавившего выступление «Трех Отдельных Корпусов» Ким Бангёна), или переводчики, посредничавшие в контактах с ними (клан Чо Ингто — Чо из Пхеньяна). «Трамплином» к продвижению в ряды землевладельческой олигархии служили и родственные связи с монгольской элитой: таков был путь к успеху корёского чиновника Ки Джао (клан Ки из Хэнджу), дочь которого, попавшая в гарем последнего юаньского императора Тогон-Тимура (1333–1367), добилась любви монгольского владыки и стала императрицей (первой женой). Статус квонмун седжок был официально признан и закреплен: в 1308 г. Чхунсон-ван, вступив на корёский престол, опубликовал список из 15 знатных фамилий, брак с которыми был разрешен членам государева дома.