Андрей Мартьянов - Прогулки по средневековью

От некогда знаменитого Жизорского замка в наши дни мало что осталось. Лишь остов могучего восьмиугольного донжона, над которым, впрочем, и тысячу лет спустя развевается флаг с львами Нормандии.

Миниатюра с изображением города, из немецкой рукописи около 1450-1500

Замок По . Автор: Lafollye, Joseph-Auguste (1828–1891)

После потери Жизора и возвращения из крестового похода и австрийского плена Ричарду Львиное Сердце пришлось искать новое место для строительства пограничного укрепления. Монарх, разумеется, нашел таковое. Одна беда — на чужой земле. Мало того, что на чужой (какому-нибудь провинциальному дворянчику можно было бы просто заткнуть рот или осыпать милостями за уступку территории), так еще и на церковной. Последствия своей бурной деятельности этот король с замашками прапорщика просчитывать не умел, а мудрая мама Алиенор тогда была далеко, в родной Аквитании, и вразумить чадо не сумела.

В итоге чадо, как и всегда, получило неприятностей по полной программе. От всех заинтересованных лиц.

Местечко, что и говорить, со стратегической точки зрения было идеальное. Скалистая возвышенность на восточном берегу Сены, позволяющая доминировать над местностью и, главное, дающая контроль над торговым судоходством по реке. Отсюда проистекало множество выгод: налоги, пошлины (ибо после всех своих безумных затей Ричард остался полнейшим голожопцем, потратив все накопления Старого Гарри и забравшись в колоссальные долги) плюс по необходимости — частичная блокада снабжения Парижа по реке. Париж, кстати, находился совсем рядом, меньше ста километров по прямой.

Ну что же, строим? Конечно, строим! Ради такого дела можно содрать с подданных и маменьки Алиенор еще денежек — ибо проект оказался безумно дорогим даже по меркам XII века. Оценочная стоимость одного только замка — 15–20 тысяч ливров, в переводе на тауэрский фунт XII века от 5,25 тонны серебра, до 7 тонн серебра с учетом инфляционных рисков. Это притом что мощная крепость Дувр обошлась Старому Гарри в два с лишним раза дешевле, причем строили ее несколько десятилетий, постепенно! И то Гарри втихомолку поругивали за расточительность.

Но вот какая неувязочка: земли-то принадлежали архиепископу Руанскому! Его высокопреосвященство Готье де Кутанс вполне справедливо возмутился — грабеж среди бела дня! Ричард предложил деньги (надо думать, смехотворную сумму), но архиепископ отказал — епархия прибыльная, а все другие церковные владения сильно пострадали за время затяжной войны между Генрихом, Ричардом, Алиенор и Филиппом-Августом.

Что делает Ричард? Верно, совершает очередную стратегическую ошибку. Вместо того чтобы найти дополнительные средства, подмазать его высокопреосвященство или выбрать другое место для строительства ниже по течению Сены, он без разрешения архиепископа начинает строиться (осень 1195-го или весна 1196-го), захватив земли силой и тем самым смертно перессорившись с Церковью. Что в XII веке делать решительно не стоило — чревато самыми прискорбными последствиями.

Рыцарь ордена Золотого руна.

Результат оказался предсказуем: Готье де Кутанс за королевское самоуправство обеспечил полновесный интердикт свечой, колоколом и книгой всей Нормандии, после чего отправился жаловаться на возмутительное самоуправство короля в Рим, папе. Вдогонку туда же поехали представители Ричарда, надеясь выиграть грядущую тяжбу.

Ситуация сложилась крайне некрасивая, вызвавшая в народе ропот — отлучение от Церкви целого герцогства ради прихотей его величества становится настоящим бедствием. Как указывает летописец Роджер Ховеденский, «непогребенные трупы лежат на улицах и площадях городов Нормандии». Интердикт означал полное отрешение жителей отлученной территории от церковных таинств; нельзя креститься, венчаться, отпевать, исповедаться. Хоронить в освященной земле тоже нельзя. Для своего времени — серьезнейшее коллективное наказание, означающее погибель души: тогда этому вопросу придавалось первостепенное значение!

Ричард, впрочем, не унывал и развернул грандиозное строительство. Для начала на Сене появился новый город — Пти-Андели, в котором жили рабочие, строители и снабженцы. Город также был необходим для создания и поддержания инфраструктуры будущего замка: кузни, конюшни, продовольственные и фуражные склады, мелкое ремесленное производство. Пти-Андели существует до сих пор, причем численность населения за столетия осталось почти неизменным, около пяти тысяч человек.

Несколько месяцев спустя, в 1197 году, напряженная ситуация разрешилась — папа Целестин III виртуально погрозил Ричарду пальчиком из Рима и предложил соломоново решение: вы нам — мы вам. Отдай архиепископу часть герцогских земель аналогичной доходности, а мы замнем дело и снимем отлучение? По рукам?

Замок По. Автор: Lafollye, Joseph-Auguste (1828–1891)

«По рукам!» — восторженно заорал Ричард, не успевавший нарадоваться на новую игрушку, и, разумеется, снова оказался в убытке: две епархии, переданные в качестве компенсации Готье де Кутансу превосходили епархию Андели по доходности если не в разы, то весьма существенно. Больше того, архиепископ получил во владение гавань Дьепп, что означало дополнительные доходы диоцезии с торговых пошлин. Считать деньги Львиное Сердце не умел никогда. Фу, какая низменная проза, не рыцарское это дело!

Напряженные труды и колоссальные финансовые вложения с военной точки зрения были оправданны: Шато-Гайар возвели в рекордный срок, два с половиной года. Есть версия, что строили замок по личному проекту Ричарда, поскольку упоминаний имен архитекторов того времени не осталось, при всей подробности описания строительства. Король приехал на новоселье и отпустил казарменную шутку: «Que voilà un château gaillard!» — что в свете далеко не всегда традиционной сексуальной ориентации Ричарда выглядело пошлейшей двусмысленностью: «Не замок, а прелестный юноша!» Так и повелось: «Château Gaillard».

В сухом остатке: потрачена умопомрачительная сумма денег, уйма человеко-часов и ресурсов, ссора с архиепископом (ложечки, конечно, нашлись, но осадочек остался) и недовольство подданных, вынужденных оплачивать королевские архитектурные эскапады. Многие, кстати, заплатили и бессмертной душой — во время интердикта.