Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Если бы выпад прозвучал со стороны революционных партий, он не произвел бы такого впечатления. Но его озвучил Гучков! До сих пор заслуживший репутацию опоры власти! И в это же время по рукам стали ходить несколько писем к Распутину от лица императрицы Александры Федоровны и царских дочерей. Их размножали на гектографе, распространяли в столице и Москве, рассылали знакомым по разным городам. Все факты сходились на том, что автором вброса был Гучков. А письма он якобы получил от Илиодора. Кстати, газеты «Московские новости» и «Голос Москвы», начавшие скандальные публикации, принадлежали брату Гучкова Николаю.

Отметим, что у появившихся писем никаких доказательств подлинности не было и нет. Большинство исследователей сходится на том, что они являются подделкой. Но подделка была очень умелой. В 1912 г. в грубую ложь еще не поверили бы. А письма составили так, что в основном контексте они выглядели вроде бы безобидными. Но они показывали сам факт переписки, и отдельные фразы можно было выдергивать, трактовать в скользком смысле, оскорбительном для государыни. Николай II был возмущен до глубины души. После всего случившегося он даже не счел для себя возможным разговаривать с Гучковым. Военному министру, который должен был встречаться с ним в думской комиссии по обороне, поручил передать Александру Ивановичу, что он подлец.

А вскоре оказалось, что яростная атака на старца Григория носила совсем не случайный характер. Опять обострилась международная обстановка. В это время был заключен союз Сербии, Черногории, Греции и Болгарии — Балканская лига. Замышляли воспользоваться ослаблением Османской империи после ее революции, отобрать у нее оставшиеся европейские владения — Македонию, Албанию, часть Греции. В октябре 1912 г. войска Балканской лиги ринулись в наступление. Уже через месяц турки были разгромлены.

В России эта война подняла волну симпатий к славянским братьям. Им сочувствовали в правительственных кругах, вся общественность дружно радовалась их успехам. Собирались средства, чтобы помочь в их борьбе. Множество добровольцев уезжали сражаться в рядах болгарской и сербской армии. В их рядах сразу же оказался и Гучков, опять устремился туда с отрядом Красного Креста. Пресса соревновалась в излияниях лучших чувств. Но газета «Киевская мысль» почему-то опять весьма странным образом выбрала своего фронтового корреспондента на Балканах. Привлекла на эту роль… Троцкого.

Он начал присылать оттуда корреспонденции, совсем не согласующиеся с общим настроем в России, клеймил «руку царизма», расписывал «зверства славян», явно симпатизируя туркам. Это вызвало у читателей «Киевской мысли» возмущение, нападки других российских газет. Впрочем, позиция Троцкого объяснялась достаточно банально. Жандармский генерал А. И. Спиридович впоследствии писал: «Бронштейн-Троцкий прекратил печатание своей “Правды”. Состоя на службе у австрийской полиции, он занимается другим делом, которое питало его» [79]. А в справке русской контрразведки от 19 октября 1916 г. отмечалось, что Троцкий работал на разведывательный отдел генштаба Австро-Венгрии, где состоял под началом полковника Таковского [17]. Он сохранял связи и с Парвусом, который в это время работал и на турок, и на немцев, и на англичан. Но «Киевскую мысль» по какой-то причине устраивал такой корреспондент.

Активность разведок и обостренное внимание всего мира к событиям на Балканах имели под собой немаловажную подоплеку. Локальная война чуть не переросла в глобальную. Разбитая Турция взывала к великим державам. Австро-Венгрия объявила мобилизацию и двинула войска к сербской границе. Готовность поддержать ее выразили Германия и Италия. А Балканская лига обратилась к России. Франция подталкивала нашу страну вступиться за сербов и их союзников. Но царь повел себя осторожно. По его инициативе в Лондоне была созвана конференция для мирного урегулирования кризиса.

Однако подобное урегулирование оказалось чрезвычайно трудным. Сербия и Черногория захватили часть Албании, рассчитывали приобрести порты на Адриатике. Австро-Венгрия и Италия ультимативно заявили: если они не откажутся от своих претензий — война. Ни на какие компромиссы, предлагавшиеся Россией, венские дипломаты не соглашались. А германский кайзер предупреждал: «Момент крайне серьезен, и мы не можем дальше брать на себя ответственность по удержанию Австрии от нападения».

Французский президент Пуанкаре подстрекал Николая II занять жесткую позицию. Парижская биржа предложила русским огромный заем на случай войны. Многие члены царского правительства и военные считали, что уступать нельзя, отстоять интересы балканских стран мы обязаны. Возбужденная общественность полагала само собой разумеющимся вступиться за братьев-славян. В Петербурге проходили манифестации под лозунгами «Победу славянству!», «Крест на Святую Софию!», «Да здравствует великое содружество славян под крепкой рукой Великой России!» Вот-вот ждали указа о мобилизации.

На царя давили со всех сторон, но его собственное миролюбие подкрепил вдруг Григорий Ефимович. Единственный раз в жизни, как раз в этом случае, он оказал влияние на принятие решения — и оно стало определяющим. По свидетельствам графа Витте и Анны Вырубовой, Распутин на коленях умолял государя не ввязываться в войну. Николай II согласился с ним. Вместо мобилизации российское правительство нажало на сербов, и они согласились на уступки.

На германского кайзера тоже давили его министры и генералы. Доказывали: чем скорее начать войну, тем лучше. Но позиция России подействовала на Вильгельма. Из Берлина направили ноту австрийцам: «Попытка лишения Сербии ее завоеваний означала бы европейскую войну. И потому Австро-Венгрия… не должна играть судьбами Германии». В Вене сразу сбавили тон, согласились мириться [23].

Франция была очень разочарована согласием царя уступить, Пуанкаре искал «тайные причины такой перемены». Председатель кабинета министров Мильеран обратился к русскому атташе в Париже Игнатьеву: «Намерены ли вы и впредь оставаться безучастными зрителями проникновения австро-германцев на Балканы или, точнее говоря, насколько вам дороги интересы Сербского государства?» Игнатьев ответил: «Мы не желаем вызвать пожар европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар» [32].

Война не состоялась. России было подарено еще полтора года мира. Но если сопоставить факты, то невольно напрашивается версия, довольно неожиданная на первый взгляд. Теневые инициаторы клеветнической кампании против Григория Ефимовича, обвинявшие его в шарлатанстве, возмущавшиеся, что рядом с царем очутился «проходимец», сами прекрасно знали, что все это ложь! Боялись они как раз противоположного. Его настоящей духовной силы, способности предвидеть грядущие события. Обеспокоились, что рядом с государем появился человек, который может уберечь его от ошибок. Что и случилось… Хотя Распутин в итоге нажил новых врагов. Одним из них стал председатель Думы Родзянко, развернувший по стране пропаганду «поддержать братьев». Другим — великий князь Николай Николаевич. В случае войны его ждал пост Верховного Главнокомандующего.