Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Дочь Распутина Матрена рассказывала: «Тогда, в 1912 г., Николай Николаевич ворвался к нам в квартиру. Он кричал на отца: “Ты свинья, Григорий, грязный неблагодарный мужик! Без меня ты был бы ничем, ничем — просто грязным бродягой! Кто привел тебя к царю? Кто? И вот твоя благодарность? Теперь, когда мне выпал такой случай, ты мне мешаешь?!” Отец ответил: “Ты просишь меня пойти против Бога… Война принесет несчастье России. Бог сказал — не убий… и пока я жив…” Тут Николай Николаевич прервал отца… Он сказал: “Вот именно, пока ты жив! Русский Великий князь не позволит грязному мужику так просто оскорбить себя”. Он повернулся на каблуках, вышел из нашего дома, крепко хлопнув дверью, и больше мы его не видели».

А русская общественность, интеллигенция, военные, опьяненные лозунгами панславизма, оказались в настоящем шоке. Братья-славяне, за которых готовы были драться, жертвуя собой, тут же… сцепились друг с другом. Поскольку Сербию, Черногорию и Грецию лишили части приобретений, они потребовали у Болгарии переделить ее завоевания. Та отказалась. Тогда недовольные государства недолго думая заключили союз с Румынией, со вчерашним врагом Турцией и набросились на Болгарию. Растрепали ее, заставили отдать и присоединенные районы, и даже часть своих. А Болгария после этого обиделась на… Россию. За то, что не стала воевать за ее интересы. Принялась наводить мосты с Германией и Австро-Венгрией.

В 1913 г. вся страна пышно праздновала 300-летие династии Романовых. На радостях государю посоветовали объявить амнистию, в том числе для политических преступников. Так на Руси было принято издревле. Цари прощали осужденных, а те отблагодарят, помолятся о своих избавителях. Что ж, многие революционеры воспользовались. Вот только молиться за оказанное милосердие в России давно перестали…

Амнистией воспользовались и эмигранты, получив возможность вернуться на родину. Причем некоторые приезжали уже в новом статусе, представителями крупных зарубежных компаний. Красин работал в Германии на ведущей фирме по производству электрооборудования «Симменс» и был переведен на высокую должность в филиал этой фирмы в России. Большевик Серебровский, бывший депутат Петербургского совета и участник восстания во Владивостоке, был принят в компанию Нобеля и вскоре стал директором его заводов в Санкт-Петербурге. Вернулись и уральские боевики Свердлова, будущие цареубийцы — Сыромолотов, Юровский.

В Россию засобирался и Горький. Деньги, попавшие в его распоряжение, иссякли, блаженствовать на Капри стало не на что. Сперва он остановился в Финляндии. Стал сотрудничать с редакцией «Правды» и другими изданиями большевиков. Но вскоре у него опять нашлись какие-то спонсоры. Он снял в Петербурге огромную, 11-комнатную квартиру. Здесь, как и на Капри, постоянно собирались гости, происходили застолья. Фигура Горького оказывалась удобной тем, что он был известным человеком, оказывался «своим» и для большевиков, и для меньшевиков, и для эсеров, и для либералов, богатых купцов, промышленников, связывая эти силы между собой.

Происходили и некие скрытые процессы в структурах масонов, розенкрейцеров. Например, в 1913 г. в США приехал великий князь Александр Михайлович. Вроде бы просто отдохнуть и поохотиться. Но он гостил в Филадельфии у здешнего олигарха Уорбертона, потом поехал в Ньюпорт, остановился в имении Астора, встречался там с представителями американской финансовой и политической элиты. Исследователи уже обратили внимание, что Уорбертон, Асторы и другие лица, с которыми он общался, принадлежали к тайному ордену иоаннитов, и ряд источников указывает, что в сентябре 1913 г. Александр Михайлович был избран Великим магистром этого ордена.

Вся эта возня велась в преддверии каких-то грядущих перемен. Война нужна была слишком многим. Банкирам, промышленным и торговым корпорациям она сулила сверхприбыли. Для оппозиции она открывала пути к вожделенным успехам, должна была расшатать устои государства. Революционеры по опыту конфликта с Японией уже знали: когда загремят пушки, у них появятся могущественные покровители, источники финансирования. К войне стремились и правительственные, политические круги различных держав.

В Германии всячески подогревались агрессивные настроения. Она претендовала на лидирующую роль в континентальной Европе, передел колониальных владений, превращение в мировую империю, не уступающую Англии. А от России немецкие сторонники войны мечтали отчленить Польшу, Прибалтику, Финляндию, Украину. Еще в 1905 г. германский генштаб разработал план Шлиффена, считавшийся гениальным. Он скрупулезно учитывал разницу сроков мобилизации у русских и немцев, пропускную способность железных дорог, скорость продвижения войск. Предполагалось все силы обрушить на Францию, сокрушив ее стремительным блицкригом, а потом быстро перебросить армии на восток и в союзе с Австро-Венгрией и Турцией навалиться на Россию [23, 88].

Собственные планы вынашивала Австро-Венгрия: распространить влияние на Балканы, разыграть «украинскую карту» — в Вене и Лемберге (Львове) давно уже вскармливали украинских сепаратистов. А Турция по своим аппетитам могла дать фору любой державе. Правящая партия «Иттихад» строила грандиозные проекты «Великого Турана», куда вошли бы российское Закавказье, Кавказ, Крым, земли по Волге и Уралу, Средняя Азия, Алтай [3, 91]. В Берлине и Вене далеко не все хотели войны. Но пропаганда, проплачиваемая банковскими и промышленными корпорациями, постепенно делала свое дело, перенацеливая в нужную струю общественное мнение. Генштабисты и члены правительства подзуживали Вильгельма II.

А сделать это было тем легче, что воинственные настроения бурлили и во Франции. Провозглашалось, что нужно расквитаться за поражение во франко-прусской войне 1870 г., возвратить утраченные Эльзас и Лотарингию. При этом подразумевалось, что союз с Россией гарантирует быструю и легкую победу. Главное — запустить русский «паровой каток». Для Англии представлялись соперницами и Германия, и Россия. Тем более желательным выглядело столкнуть их между собой. Италия опоздала к «разделу мира» между великими державами и жаждала приобретений — чем больше, тем лучше. О завоеваниях грезили даже такие страны, как Сербия, Черногория, Болгария, Румыния [23].

Россия войны не желала. Мирное развитие сулило ей гораздо большие выгоды, чем даже победоносная кампания. Но в стране были сильны панславистские симпатии, накрученные в период Балканского кризиса. Существовал оборонительный союз с Францией. А среди дворян и интеллигенции господствовало франкофильство, они ориентировались на парижские моды, нравы, взгляды. Представляли и самих французов близкими себе, друзьями нашей страны. Многие тянулись и к англичанам. Для либеральной общественности они были высшими моральными авторитетами. Англию считали образцом цивилизации, высокой культуры, вкуса. Членство в Английском клубе означало очень высокий социальный статус, туда ходили аристократы. А главой «британской партии» считали великого князя Николая Николаевича.