Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Тейль и должен был дать ответы на вопросы Миддлтона.

В тексте письма Нессельроде уже была оговорка о том, что возможно такое развитие событий, когда бы « мы не были более вынуждены запрещать плавание иностранных судов до пределов, определённых правилами от 4 сентября, и могли ограничиться охраной морского пространства, находящегося обычно под юрисдикцией любой державы, владеющей морским берегом и организацией на самом берегу системы мер предосторожности …».

Это была пока ещё небольшая, но явная трещинка в монолите «берингова» Указа. На письме Нессельроде Александр лично пометил: « Быть по сему ». Царь ещё не начал отступать, но уже дрогнул…

1(13) августа 1822 года Нессельроде ответил Миддлтону нотой, в которой сообщалось, что затронутые проблемы будут обсуждаться в Вашингтоне Тейлем… Но ещё 13(25) июля Нессельроде вручил Тейлю инструкцию, где указывалось, что Александр требует от посланника в США уделить особое внимание трём вопросам: защита интересов РАК, заключение конвенции о разграничении между русскими и американскими владениями в Северо-Западной Америке, а также третейское решение царя по поводу трактовки Гентского договора.

Намеренно устроенная Александром неразбериха в МИД сказалась в получении Тейлем того же 13 июля ещё и личного письма статс-секретаря Каподистрии (вряд ли рискнувшего бы проявлять инициативу без воли царя), где Каподистрия ориентировал нового посланника только на одну проблему — защиту интересов РАК и обоснование юрисдикции России над частью Тихого океана, омывающего Русскую Америку. Что ж, деталь это интересная. По внешней видимости Александр всё более полагался в практической внешней политике на Нессельроде — но вот доверял ли он ему при этом? Судя по дублированию инструкций Тейлю через Каподистрию — не очень.

Наводит на размышления и тот факт, что именно в инструкции Нессельроде поднимался вопрос о конвенции — России не очень-то нужной, а точнее — вообще не нужной при внятном осознании своих прав. Причём Нессельроде мог действовать и за спиной царя.

Вскоре Тейль отправился в Париж — транзитом в Вашингтон. И 5(17) августа 1822 года Нессельроде отправляет ему в Париж письмо, которое Тейль получил 23 августа (4 сентября). Вначале я пытался изложить или процитировать его кратко, но потом махнул на все попытки рукой и приведу письмо почти полностью, ибо это — тот случай, когда оригинал убедительнее любого переложения…

Итак, по прямому поручению Александра, Нессельроде дополнительно инструктировал Тейля вот в чём:

« Желая, как и Соединённые Штаты, не допустить применения насилия…мы не колеблясь дали понять г-ну Миддлтону, что император справедливо ожидает взаимности от его правительства.

Нам хочется верить, что указанное правительство употребит отныне все имеющиеся в его распоряжении средства, дабы рассеять ложные слухи, которые недоброжелатели стремились распространить в Америке относительно возможности или даже близости неприятельских действий вследствие вступления в силу регламента от 4(16) сентября. Мы далеки от намерения вызвать эти действия, и заявления, с которых Вы начнёте переговоры с правительством Соединённых Штатов, послужат лучшим тому доказательством. Но оно могло бы в свою очередь также представить нам гарантию своих намерений в этом смысле, рекомендовав газетам, находящимся под его влиянием, сказать всю правду…»

(В скобках замечу: «тоталитарный» монарх, русский царь не понимал, что «свободная» пресса — это «свободная» пресса, и если отнять у неё право провоцировать, лгать, поощрять дурные мысли и наклонности, то что же тогда от её свободы останется? Официальный Вашингтон не смог бы полностью заткнуть рот щелкопёрам, даже если бы захотел. Другое дело, что на деле-то эти щелкопёры исполняли свою роль в том же балагане, где была своя роль и у Адамса с Монро!)

Впрочем, продолжим цитирование:

« Такие… шаги были бы уместны и достаточны для того, чтобы призвать к порядку тех людей, которые вознамерились бы спровоцировать задержание своих судов в прибрежных водах, находящихся под нашим наблюдением, либо с намерением повредить отношениям между двумя государствами, либо в расчёте получить позднее возмещение в том случае, если задержание станет предметом переговоров или соглашения между нашим правительством и правительством Соединённых Штатов.

Чем больше последнее будет стараться убеждать американских негоциантов и мореплавателей в своём намерении объясниться и полюбовно разрешить с императорским кабинетом затруднения, связанные с регламентом от 4(16) сентября, тем скорее его подданные уверятся в дружелюбных намерениях российского двора и тем меньше будет предположений относительно возможности разрыва между обоими государствами и лиц, строящих такие предположения »…

Как видим, кое-кто в США уже представлял дело так, что Россия и США идут к войне, и всё — из-за «регламента от 4(16) сентября»! А Александр резонно считал, что если власти США чётко заявят, что они не будут поощрять браконьеров-янки и не будут брать их под защиту, то и браконьеров этих не будет или почти не будет. В депеше Нессельроде об этом было сказано далее вполне недвусмысленно:

« Когда судовладельцы или капитаны американских судов будут знать, что их правительство не оспаривает у нас права нести наблюдение за непосредственно прилегающей к нашим поселениям береговой полосой в пределах, указанных в наших новых инструкциях, никто из них, вне сомнения, не осмелится вести торговлю, являющуюся предметом жалоб с нашей стороны. Тогда и крейсерская служба наших кораблей не будет иметь целью наблюдение за американскими судами. Будет исключена любая возможность столкновения, и никакие насильственные действия не осложнят… важных переговоров ».

Казалось бы — всё сказано и вежливо, и внятно… Но янки не были бы янки, если бы руководствовались логикой, а не наглостью… Ещё до получения вышецитированного письма барон Тейль 14(26) августа направил из Парижа Нессельроде ответ на его депешу от 13 июля. Он докладывал: « Я намереваюсь отплыть 1 октября ст. ст. из Гавр-де-Граса на американском судне The Six Brothers, следующем в Нью-Йорк под командованием капитана Уильямса ». И там же Тейль изложил свою беседу с посланником США при французском дворе Альбертом Галлатином.

Абрахам Альфонс Альберт Галлатин был личностью и яркой, и тёмной одновременно. Родившись в 1761 году в богатой аристократической семье в Женеве, он после окончания Женевской академии переехал в Северную Америку для «борьбы» за её «независимость», потом занимался земельными и политическими спекуляциями, в 1801–1813 годах был министром финансов, а много позже стал президентом Национального банка Нью-Йорка, названного впоследствии его именем.