Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

- Смерть, так смерть, - говорили они, - но в своих стрелять не будем.

В это время в коридоре послышалось бряцание шпор. Команда насторожилась и на минуту замерла. Вошел прапорщик Колоколов, бывший студент, недавно прибывший в полк. На его приветствие команда ответила обычным порядком. Вслед за ним вошел командир Лашкевич. Все насторожились. Воцарилась тишина.

На приветствие "здорово, братцы!" грянуло "ура" - так мы раньше договорились.

Когда затихло "ура", Лашкевич как будто что почуял, но повторяет еще раз приветствие. И опять снова раздается могучее и грозное "ура".

Лашкевич обращается к унтер-офицеру Маркову и гневно спрашивает, что это означает.

Марков, подбросив винтовку на руку, твердо отвечает: "Ура" - это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!" Застучали приклады об асфальтовый пол казармы, затрещали затворы. "Уходи, пока цел!" - закричали солдаты. Лашкевич пробует кричать: "Смирно!" Его команды никто не слушает. Лашкевич просит восстановить порядок, чтобы зачитать полученную через генерала Хабалова телеграмму "его величества Николая II", но это не оказало никакого воздействия на солдат.

Потеряв надежду усмирить команду, Лашкевич и Колоколов выбежали в дверь. В коридоре они встретились с прапорщиком Воронцовым-Вельяминовым, и все трое обратились в бегство. Марков и Орлов быстро открыли форточку в окне, уставили винтовки, и, когда тройка офицеров поравнялась с окном, раздались два выстрела.

Лашкевич, как пласт, вытянулся в воротах. Другие офицеры бросились за ворота и сейчас же сообщили о бунте в штаб полка.

Забрав кассу и знамя, все офицерство моментально покинуло полк.

Путь был свободен. Весь отряд под командой Кирпичникова вышел во двор.

Залпом вверх сигнализировали тревогу. Освободили арестованных с гауптвахты. Немедля послали делегатов в ближайшие команды с предложением влиться в нашу восставшую часть. Первой без колебаний откликнулась рота эвакуированных в составе 1 000 человек и присоединилась к нам. Через короткое время влилась подготовительная учебная команда"[132].

Среди солдат появились рабочие.

Волынцы высыпали на улицу. С криками "ура", стреляя вверх, они двинулись, к соседним полкам - Преображенскому и Литовскому. Подойдя к их казармам, они там мгновенно развязали крестьянскую ненависть к помещику. И здесь также были убиты командиры полков. Преображенцы и литовцы присоединились к волынцам и вооруженной массой направились к Выборгскому району, главному очагу петроградского революционного пожара. С Выборгской стороны рабочие с утра лавой шли по льду через Неву. Около полудня выборжцы опрокинули роту Московского полка, запиравшую Литейный мост пулеметами, и хлынули в город, увлекая с собой солдат. По дороге приступом был взят арсенал. Тут же наспех стали формироваться отряды. За час разобрали около 40 тысяч винтовок. Произошло непосредственное слияние неорганизованного солдатского бунта с революционным пролетарским движением. Вооруженные рабочие возглавили восставших солдат. Движение превратилось в революцию, вооруженной рукой свергающую царизм.

Солдатский бунт и рабочие демонстрации отнюдь не были случайными и независимыми друг от друга путями Февральской революции. Рабочие демонстрации подготовляли и развязывали солдатский бунт в те дни, когда войска еще повиновались царским властям. Без политического руководства рабочих не было бы и массового солдатского восстания. Не случайно волынцы и литовцы двинулись не в центр и не в Думу, а в Выборгский рабочий район. Но как выступление рабочих, так и возмущение солдат. уже давно готовились настойчивой и самоотверженной работой партии большевиков. Петербургский комитет большевистской партии еще до своего ареста отпечатал листовку: "Ждать и молчать больше нельзя. Рабочий класс и крестьяне, одетые в серые шинели и синие блузы, подав друг другу руки, должны повести борьбу со всей царской кликой, чтобы навсегда покончить с давящим Россию позором... Настало время открытой борьбы"[133].

Оба потока, направленные партией, шли навстречу друг другу, все время сближаясь, пока не слились в победоносную революцию.

Скоро город заполнился грузовыми и легковыми автомобилями с вооруженными солдатами и матросами. Жандармов и упорствующих офицеров вылавливали, обезоруживали и в пылу борьбы истребляли. Тюрьмы были разгромлены. Сотни активных революционеров вышли на свободу, сразу заняв свое место среди борцов.

Горели полицейские участки. Несмолкаемое "ура" перекатывалось из района в район.

Шли короткие, бурные митинги. Из рук в руки переходили листовки большевиков. "Всех зовите к борьбе, - говорило воззвание Петербургского комитета большевиков. - Лучше погибнуть славной смертью, борясь за рабочее дело, чем сложить голову за барыши капитала на фронте или зачахнуть от голода и непосильной работы... Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Да здравствует демократическая республика!.. Вся помещичья земля народу!.. Долой войну!.. Да здравствует социалистический Интернационал!"[134]

Царские министры заседали в Мариинском дворце. Отовсюду поступали сведения о восстании. Разъезды казаков доносили, что правительственный отряд в тысячу человек, брошенный под командой полковника Кутепова против волынцев, не может продвинуться вперед. Солдаты братаются с повстанцами.

Растерянные министры разрешили командующему округом генералу Хабалову объявить в столице осадное положение. Но печатать приказ уже было негде: типография градоначальства была занята восставшими. Удалось отпечатать в Адмиралтействе 1000 экземпляров. Два околоточных успели развесить только несколько объявлений. Вскоре эти листки сорвала и растоптала толпа.

Министры растерянно выслушивали сообщения, когда издали уже донеслись выстрелы. Решено было погасить все огни во дворце и собрать хотя бы часть верных войск для сопротивления. Нападений, однако, не было; огни зажгли снова. "После появления света я, к своему удивлению, оказался под столом"[135] рассказывал впоследствии один из министров председателю Государственной думы Родзянко.

Испуг оказался напрасным. Вооруженная толпа шла к Таврическому дворцу. В Думе заседал совет старейшин - представители всех фракций. Родзянко сообщил о восстании, о панике, охватившей правительство. Царю он послал телеграмму: "Положение ухудшается. Надо принять немедленные меры, ибо завтра уже будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии"[136].

Вместо ответа из Ставки Родзянко нашел у себя на столе царский указ о роспуске Думы. Как быть? Не подчиниться указу, заседать значит оказать неповиновение монарху, вступить на революционный путь. На это царская Дума была не способна. Принять указ и разойтись, но за окном слышались стрельба и гул подходившей толпы. Верноподданные помещики и буржуа решили: указу императора подчиниться, Государственную думу как учреждение распустить, но членам Думы не расходиться, а собраться в качестве "частных граждан" на "неофициальное" совещание.