Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

Для принципа «постольку-поскольку» это было уже слишком.

Февраль и март были свидетелями дерзкого всплеска архитектурной экспроприации. Революционные группы захватывали и оккупировали правительственные, а также различные другие величественные здания. Временному правительству и Петросовету оставалось лишь молча мириться с подобного рода незаконным захватом. 27 февраля, когда город бился в конвульсиях, легендарная балерина Матильда Кшесинская и ее сын Владимир покинули современный особняк на Кронверкском проспекте (здания за номерами 1 и 2) на северном берегу Невы рядом с возвышающимися минаретами главной мечети Петрограда. Революционные солдаты почти сразу же захватили его.

Для этого особняка была характерна удивительная, странная асимметрия соединенных между собой архитектурных компонентов, лестничных пролетов и залов. В середине марта большевики решили, что особняк прекрасно подходит для их штаба, и без лишних церемоний переехали туда. В ночь на 3 апреля именно здесь, в главном зале особняка, на фоне прецизионного интерьера в стиле модерн, Ленин изложил свои взгляды коллегам по партии, которые собрались, чтобы поприветствовать его.

Это был последний день работы Всероссийского совещания Советов. На нем большевики единогласно одобрили курс своего руководства на «бдительный контроль» за Временным правительством и большинством голосов приняли возражения Сталина и Каменева против «дезорганизации» на фронте. На следующий день должны были начаться переговоры о единстве между меньшевиками и большевиками. Эта мелодия, однако, была прервана Лениным.

«Я никогда не забуду, – вспоминал Суханов, – эту речь, которая, как громом, поразила не только меня, еретика… но и всех истинно верующих… Казалось, в гостиной особняка Кшесинской поднялись из своей обители и парили над головами очарованных адептов духи всеобщего разрушения».

Ленин потребовал продолжения революции. Он раскритиковал разговоры о «бдительности». Он осудил «революционное оборончество» Советов как инструмент буржуазии. Он устроил разнос из-за отсутствия большевистской «дисциплины».

Его товарищи слушали его в полной тишине.

На следующий день Ленин выступал в Таврическом дворце дважды: сначала – на заседании большевистских делегатов от съезда Советов, затем, с удивительной отвагой, – на общем собрании большевиков и меньшевиков, на котором планировалось обсудить их единение. Осознав, что находится в полной изоляции, он дал понять, что излагал свое личное мнение, а не политику партии, поскольку представлял свое историческое произведение, касавшееся революции: «Апрельские тезисы».

Среди их десяти пунктов было полное неприятие принципа «ограниченной поддержки» Временного правительства и обещания Петроградского комитета большевиков «не устраивать оппозиции». Ленин отказался признать «малейшие уступки… “революционному оборончеству”», продолжив защищать братание на фронте. Он потребовал конфискации помещичьих земель, национализации всех земель в стране и передачу их в распоряжение крестьянских Советов, создания одного общенационального банка под контролем Советов народных депутатов, ликвидации полиции, армии и бюрократии. На данный момент, заявил он, насущная задача заключалась в том, чтобы объяснить необходимость борьбы за отнятие власти у правительства и замену парламентской республики «республикой Советов».

Его речь вызвала настоящий хаос. «Апрельские тезисы» поразили всех присутствовавших словно электрическим током. Ленин оказался почти в полной изоляции. Ораторы один за другим с возмущением осуждали его выступление. Ираклий Церетели, видный меньшевик, предал Ленина анафеме, обвинив его в разрыве с учением Маркса и Энгельса. Иосиф Гольденберг, меньшевик, который когда-то состоял в рядах большевистского руководства, заявил, что Ленин стал анархистом, «оказавшись на троне Бакунина». По выражению меньшевика Бориса Богданова, выступление Ленина было «бредом сумасшедшего».

Виктор Чернов, один из руководителей эсеров, вернувшийся в Петроград из ссылки через пять дней после приезда Ленина, проделав опасное путешествие по морю, кишевшему подводными лодками, увидел, что в результате этого «политического эксцесса» Ленин сам себя изолировал. В тот вечер, когда «блудный сын» выступил со своей всех шокировавшей речью, еще один меньшевик, Скобелев, заверил Милюкова, что «безумные идеи» Ленина продемонстрировали, что он не представляет опасности, и сообщил князю Львову, что большевистский лидер «списан в архив».

Как же вели себя большевики? Насколько они были потрясены всем этим?

Часто утверждается, что 18 апреля Петроградский комитет большевиков отклонил «Апрельские тезисы» тринадцатью голосами против двух при одном воздержавшемся. Это утверждение, однако, основано на неточных сведениях. Двое из присутствовавших на заседании комитета, Сергей Багдатьев и Владимир Залежский, позже настаивали на том, что комитет проголосовал за утверждение «Апрельских тезисов», но тринадцатью голосами против двух отверг несколько туманную формулировку Владимира Залежского о принятии ленинских «тезисов» без критики и каких-либо оговорок. Вместо этого Петроградский комитет большевиков сохранил за собой право иметь особое мнение относительно отдельных деталей «тезисов».

И это отражало сложившееся положение дел. После выступления Ленина в особняке Кшесинской его товарищи не переставали высказывать свою озабоченность его речью.

Споры касались в основном тактических вопросов, таких, например, как предложение Ленина изменить название партии, или его новый политический упор на Советы, а не на более традиционную пропаганду необходимости созыва Учредительного собрания. Особое внимание обращалось на то, что Ленин выступал категорически против ( в принципе не приемля этого) выдвижения «недопустимых, порождающих иллюзии» «требований» к Временному правительству, с которыми оно не могло (и не должно было) согласиться. Вместо этого он выступал за «терпеливое разъяснение» Советам, что правительству нельзя доверять. В отличие от него, Сергей Багдатьев, Лев Каменев и многие другие партийцы усматривали в подобного рода «требованиях» проверенный метод разрушения иллюзий, рассчитывая на то, что правительство потерпит неудачу при попытке выполнить их. Лев Каменев называл это «методом воздействия».

Таким образом, как утверждали многие партийные функционеры (такие, например, как Людмила Сталь), вполне могли возникнуть сомнения в поддержке «старыми большевиками» «Апрельских тезисов» Ленина. Однако существовала тонкая грань между тактикой и анализом – и использованием силы. Безусловно, между этими понятиями была определенная родственная связь, однако то психологическое воздействие, которое оказывалось бескомпромиссными «Апрельскими тезисами», было больше, нежели «просто» риторика. Неудивительно, что некоторые в большевистской партии (как занявшие сторону Ленина, так и выступившие против него) были склонны расценивать «тезисы» как отказ от большевистских традиций. Подобного рода дискуссии могли проистекать из недопонимания запутанности сложившейся политической ситуации, но одновременно они свидетельствовали о реальных расхождениях во мнениях, более существенных, чем предполагалось в «Письмах из далека».