Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

Однако в целом отношения между христианами и агарянами в идеологической сфере оставались в достаточной мере спокойными. Оба вероучения считались родственными, почитающими одного и того же Бога.

Положение резко изменилось к X веку, когда в Риме и Византии окончательно возобладало и полностью оформилось современное евангелическое христианство, а на Востоке Магометом (Махмудом) Газни (Газнийским) была впервые создана обширная империя, явившаяся реальной угрозой Византии.

В своей завоевательно–объединительной деятельности Газни опирался на религию агарянства, интерпретировав ее в духе хариджизма. Он провозгласил агарянство единственно истинной верой, а себя ее первосвященником–пророком, соединив тем самым в своем лице не только военное, но и духовное верховенство.

После смерти Газни и быстрого распада его империи он остался в глазах широких масс духовным главой и создателем новой веры. Так зародился образ пророка Магомета. Многочисленные легенды о жизни и деятельности Магомета были собраны вместе и более–менее унифицированы. Это дало начало сунне.

Следующий и последний этап становления известного нам ислама связан, по–видимому, с Османом, основателем Оттоманской империи, по приказу которого был составлен Коран.

Таким образом, Магомета и Коран (в его современной форме) отделяет лет двести.

Конечно, на Коране развитие ислама не прекратилось. Продолжал создаваться и усовершенствовался шариат, возникла сира, дальнейшее развитие получила сунна. Однако это уже выходит за рамки этой книги.

«В ранний период истории христианства все епископы занимали одинаковое положение в общинах, всех их звали «папами» (от греческого «папас» — отец)… Термин «папа» применительно к епископу Рима впервые встречается в памятнике (надписи) 303 г. С V в. название «папа» закрепляется за римским епископом» ([148], стр.8—10).

Эту информацию советский ученый Шейнман сообщает, ссылаясь на английского исследователя Джильса. К ней он добавляет (ссылаясь на Брикнера), что «в древнем Риме был широко распространен культ бога Аттиса. Его верховный жрец в Риме назывался «папас». Подобно ему и римский епископ стал называться «папа» и носить тиару» ([148], стр.10).

В рамках традиционных представлений последняя информация сама себя опровергает, поскольку немыслимо, чтобы христианский епископ принял титул «языческого» жреца. С нашей точки зрения она служит еще одним подтверждением того, что все т.н. «восточные культы» были раннехристианскими сектами. (Вопрос: не было ли почитание быка Аттиса именно тем культом, из которого выросла «римская церковь»?).

В отношении же титула «папа» Морозов пишет, что «… всем историкам католицизма прекрасно известно, что титул папа в применении к римским верховным жрецам–первосвященникам стал применяться только с 1073—1085 годов нашей эры, по булле Григория VII… применять его к римским верховным первосвященникам до Григория VII в одиннадцатом веке нашей эры то же самое, что называть супругу Игоря Ольгу благочестивейшей самодержавнейшей императрицей всея России» ([5], стр.466).

Он объясняет, что анахроническое применение титула «папа» к предшественникам Григория VII имело целью прикрыть метаморфозу христианской религии, произошедшую к XI веку (одним из проявлений которой и была реформаторская деятельность Григория).

Мы не изучали вопрос по первоисточникам и авторитетным монографиям и потому не можем сказать, кто здесь прав. В принципе, это нам довольно безразлично.

Впрочем, даже беглый просмотр литературы выявляет, что единого мнения о времени появления титула «папы» у историков нет. Например, советский автор Бончковский утверждает (не указывая источника этой информации), что впервые папой себя назвал римский первосвященник Сирициус (см.[155], стр.28), занимавший престол Петра в 384—398 гг., т.е. почти через сто лет после указываемой Шейнманом даты.

Морозов утверждает, что до Григория VII римские папы назывались «великими понтифексами». Этот титул действительно был известен в то время и, более того, он сохранился в официальной титулатуре римских пап до сего времени. Поэтому (безотносительно к тому прав или не прав Морозов) мы имеем право называть предшественников Григория VII великими понтифексами (а его преемников — папами). Это целесообразно по следующим причинам:

а) получает отражение резкая метаморфоза папской власти, осуществленая Григорием (т.н. «клюнийская» реформа; см. гл. 17, § 1);

б) возникает возможность без терминологической путаницы обсуждать вопрос об употреблении титула «папа» до Григория;

в) в случае, если титул папы действительно был введен Григорием, мы не совершаем никакого анахронизма (так же, как и в случае, если этот титул был в употреблении и до Григория).

В соответствии с этим, весь период истории церковного Рима до XI века мы будем условно называть «понтификальным».

Заметим, в заключение, что, как указывает Морозов (см.[5], стр. 446), слово «понтифекс» обычно производят от «понтифацио» — делать мосты. Эта этимология довольно странна. По мнению Морозова, «понтифекс» происходит от вульгаризированного слова «патефацио» — выяснять и означает «выяснитель» (предвещаний).

Согласно церковной традиции основы церковного вероучения и организации остаются неизменными с древнейших времен. Эта антиисторическая концепция заведомо ложна, хотя она неявно и присутствует практически во всех исследованиях истории церкви. В частности, мы можем быть априори уверены, что статус пап (понтифексов) в древности был совсем иным, чем ныне.

Например, в настоящее время папы избираются. Но это не всегда было так. Только в 1059 г. на Латеранском соборе Николай II установил, что великого понтифекса должна избирать коллегия кардиналов (см.[147], стр.21). Необходимость в этом декрете показывает, что до него понтифексы определялись другими способами. (Известны даже случаи, когда тиара понтифекса переходила по наследству от отца к сыну; см.[5], стр. 467).

В титуле «папа» — «отец» подчеркнуто выступает мужское начало и, действительно, сейчас папами могут быть только мужчины (уже скопцы не могут занять папский престол). Но мы знаем, что одним из понтифексов была женщина (Иоанна; 855—857 годы). Сейчас вокруг этого факта нагромождены горы легенд, долженствующих дать ему хоть какое–то объяснение, но достоверных (и убедительных) среди них не имеется. С точки зрения Морозова проблемы, как всегда, нет: звание папы тогда еще отсутствовало, а звание понтифекса мужественности необходимо не предполагает.