Николай Платошкин - Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

Это был более чем прозрачный намек на концепцию «социалистической рыночной экономики» Шика. В общем Миттаг был прав: непонятно, чем социалистическое рыночное хозяйство в интерпретации Шика отличалось от просто рыночного. Это был очередной популистский лозунг «пражской весны», не имевший с реальной действительностью ничего общего.

Перед поездкой чехословацкой делегации в Москву в Прагу с официальным визитом прибыл лидер Болгарии Тодор Живков, которого Дубчек в своих мемуарах, как и Червоненко, рисует чуть ли не умственно ограниченным человеком. 23 апреля 1968 года Живков встретился с Дубчеком и Черником. Именно в таком составе Дубчек и предпочитал встречаться с иностранными лидерами – брать в официальную чехословацкую делегацию критически настроенных по отношению к нему Кольдера или Биляка он не хотел.

Живков поддержал усилия ЦК КПЧ по демократизации общества и реабилитации жертв политических репрессий, заметив, что в Болгарии это сделали еще в 1956 году. Но на основании своего опыта он предостерег Дубчека, что реабилитацией могут воспользоваться для нападок на компартию и откровенно антисоциалистические силы: «При этом я бы сказал, что враждебные силы внутри страны самые опасные» [566].

Дубчек в ответ гордо провозгласил, что в ЧССР уже нет цензуры, и в 1968 году впервые пройдут выборы на основе тайного голосования. Живков ответил, что цензуры прессы нет и в Болгарии, но там партия контролирует СМИ через своих членов, которые работают в них.

Что касается экономики, то Живков совершенно справедливо раскритиковал «югославскую модель социализма», которую так превозносил тогда Шик: «Мы обсуждали, что могли бы перенять из югославской модели. Ее сельское хозяйство в таком состоянии, как наше 40 лет назад, промышленность топчется на одном месте – у них 1 процент прироста и 400000 рабочих в Западной Германии. Так что же мы должны у них перенимать?» [567].

Болгарский гость осторожно высказал мысль, что без централизованного планирования трудно осуществлять научно-техническую революцию в стране. Ответ Дубчека был странным: весь вопрос в том, существует ли такой центр планирования на деле. Вероятно, этим он хотел сказать, что централизованное планирование очень трудно осуществлять из одного центра принятия решений. Председатель правительства Черник был в своем амплуа и подменял конкретные данные какими-то туманными формулами, призванными, видимо, устроить любого: «Мы считаем, что планирование должно проводиться в соответствии с рынком. Мы не за планирование без рынка или за свободный рынок без планирования. Одновременно мы также больше не хотим работать по-старинке…».

Каким образом можно было одновременно дать предприятиям полную свободу и ориентировать их на максимальное извлечение прибыли и одновременно им что-то планировать, было непонятно не только «умственно ограниченному» Живкову, но и отнюдь не глупому и профессионально превосходившему того же Черника советскому премьеру Косыгину, в чем Дубчек имел возможность убедиться уже через 10 дней в Москве.

Дубчек подытожил переговоры с болгарской делегацией, резюмировав, что системы социализма в Болгарии и Чехословакии «по принципу схожи» [568].

Перед поездкой в Москву Дубчек отнюдь не стремился как-то обуздать антисоветские публикации в СМИ. «Реформаторы» смогли обидеть даже Русскую православную церковь.

Главу Чехословацкой православной церкви митрополита Дорофея 2 апреля 1968 года пригласили в государственный секретариат по культам, который только что возглавила сторонница «реформаторов» доктор Кадлицова. Она откровенно сказала, что правительство ЧССР обсуждает вопрос о возвращении униатской церкви переданных еще в 40-х годах православной церкви храмов. Униатская (или греко-католическая церковь) имела в Чехословакии приходы главным образом в восточной Словакии. Во время войны она поддерживала власти марионеточного словацкого государства, а после освобождения имела контакты с бандеровцами, проникавшими в ЧСР из Польши.

Кадлицову поддерживали некоторые депутаты Национального собрания ЧССР. Митрополит Киевский и Галицкий Филарет, экзарх Украины, посетивший Чехословакию в апреле 1968 года, отмечал: «Восстановление унии означает не только ослабление Православной церкви в Чехословакии, но и ее замирание… Православные собираются отстаивать свои права. Но при такой постановке вопроса, когда (чехословацкое) Государство отказывается поддержать православную церковь, перевес сил находится на стороне унии» [569].

Для украинской православной церкви возобновление богослужения униатов в дружественной Чехословакии было бы тяжелым ударом – тогда униаты на Западной Украине тоже могли бы потребовать возвращения храмов. Всем при этом было известно, что глава украинских униатов митрополит Шептицкий в 1941 году поддержал гитлеровцев и организованные ими совместно с бандеровцами антиеврейские и антипольские погромы во Львове и других городах Западной Украины. Реабилитация униатов и Шептицкого означала бы реабилитацию фашистских коллаборационистов на Украине.

В целом стоит отметить, что Президиум ЦК КПЧ публично сформулировал отношение ко всем церквям на своем заседании 17 июля 1968 года. В резолюции президиума, как обычно, отмечалось «что процесс демократизации» выгоден и церквям, так как гарантирует свободу вероисповедания. Но в то же время церковь решительно предостерегали от вмешательства в политику и требовали от нее безусловной лояльности по отношению к государству, социалистический характер которого они должны «уважать». Президиум ЦК КПЧ недвусмысленно предупредил народную партию, чтобы она не опиралась на церковь, как до февраля 1948 года. Это было изящно упаковано в формулировку, что ни одна партия не должна примерять на себя роль «спикера» верующих [570].

Чехословацкая делегация, состоявшая из Дубчека, Черника, Смрковского и Биляка, прибыла в Москву 4 мая 1968 года. С советской стороны в переговорах участвовали Брежнев, Подгорный и Косыгин. Брежнев опять повторял то, что Дубчек слышал в Дрездене. Он выражал тревогу, что КПЧ утрачивает контроль над средствами массовой информации, что экономическая реформа в ЧССР означает в ее нынешнем виде восстановление капитализма.

Косыгин попросил Черника рассказать о реформе подробнее, но тот ничего толком объяснить не сумел, за исключением того, что для стимулирования получивших самостоятельность предприятий придется повысить цены для населения.

Видимо, сомневаясь в собственной реформе, Черник попросил дополнительно поставить Чехословакии в 1968 году 300 тысяч тонн советской пшеницы (сверх обычно поставлявшихся каждый год 1,3-1,4 миллиона тонн) и 10 тысяч тонн мяса. Ни Брежнев, ни Косыгин не возражали, хотя объемы были очень большими.